На армейской службе Ушаков отвык задавать вопрос «Почему?» Однако что-то всё-таки отобразилось на его лице, поскольку помощник начальника отдела счел своим долгом дать пояснения.
– Николай Петрович приказал поберечь вас после вчерашнего известия. Только никому об этом, пожалуйста, не говорите. А, самое главное, меня шефу не выдайте.
– Господин полковник, извините меня, но я в контрразведку пришел с фронта, а не из института благородных девиц, – начал закипать штабс-капитан.
Николаев пресек это выступление на корню.
– Господин капитан, извольте слушать старших! Мы тут не в игрушки играем. Ваши посторонние мысли могут в самый ответственный момент помешать вам нажать на спуск или увидеть то, что имеет решающее значение. Раз полковник Зыков решил – быть по сему, и точка.
Заметив, что Ушаков искренне расстроен, он смягчил тон.
– Хватит на ваш век операций. Карьера в контрразведке для вас только начинается, уж поверьте матерому волку. Да и вряд ли сегодня последует чья-то вылазка. Эсерам мы такой урок преподали, от которого они нескоро опомнятся.
– А если это будут не эсеры?
– А кто? Заговорщики-монархисты?
Подполковник рассмеялся от души.
– Большевики, например, – серьезно сказал штабс-капитан.
– Они сейчас деморализованы. Наша агентура ничего ценного по их линии не сообщает, вы же сами в курсе, – ответил Николаев. – Ладно, некогда дискуссии вести. Не расслабляйтесь тут! Резерв – это как засадный полк.
Наверное, можно было ударить челом Зыкову, попросить его пересмотреть принятое решение, но шеф контрразведки уехал в театр в числе первых. По словам других сотрудников, он во всеуслышание заявил: «Номер, как со Столыпиным27, у них не пройдет!»
Примерно с половины десятого в отделе стало непривычно тихо. Из нависших туч на улице крупными хлопьями посыпался снег. Ушаков поднялся из-за стола и долго глядел в окно на то, как солдаты из роты охраны широкими деревянными лопатами сноровисто чистят двор. У стальной решетчатой ограды постепенно выросли целые рукотворные сугробы.
Чувство тревоги упорно не покидало штабс-капитана. «Возможно, стоило сообщить о вчерашней операции в Староконюшенном… Кому? Николаеву? Зыкову? А полагается ли мне знать об этом? Эти двое с биноклем – кто именно их послал?» Ушаков прекрасно понимал, что его доверительное общение с генерал-майором Бабушкиным будет плохо воспринято прямым начальством. Не доложил вовремя – значит, уже под подозрением.
Волей-неволей оставалось помалкивать. Время до начала Всероссийского совещания ползло, как черепаха.
– Не положено без пропуска, – повторил часовой у караульной будки.