– Но при чем здесь Александр Васильевич?
– Контрразведка оценивает ситуацию перед выборами как сложную. Есть опасения, что Учредительное собрание может выйти с уклоном влево. Эсеры ловко использовали земельный вопрос, играли на настроениях крестьянства, недобитые большевики тоже. До вчерашнего дня, кстати, у них были неплохие шансы провести своих ставленников под видом беспартийных кандидатов. Но адмирал несмотря ни на что категорически убежден: собрание должно быть созвано. Он принял свои диктаторские полномочия только на время и ни о какой узурпации не помышляет.
– Зыков решил, что повторится февраль – отречение, анархия? Решил предотвратить?
– Не исключено. Поэтому счел, что никакая цена не будет чрезмерной. А может, не сам решил, но воспринял чьи-то доводы, которые легли на благодатную почву. Хотя повторюсь, это мое сугубо личное предположение из области психологии.
После этих слов генерал-майор вздохнул и поднялся.
– Лечитесь и ни за что не волнуйтесь. Еще наговоримся.
От такого обилия новостей Ушаков лишился последних сил и сам не заметил, как уснул. Сколько удалось проспать, он не понял, совершенно потеряв ощущение времени. Привиделись картины каких-то неведомых сражений, скачущая конница, а потом большая гавань, вся полная судов, и столбы дыма от них, поднимающиеся в сумрачное небо…
Пробудился он, как от толчка в плечо, хотя наяву никто к нему не прикасался. На табуретке, где раньше был Бабушкин, сидела Ольга. Настоящая, живая.
– Никогда не прощу вам, господин капитан, хамского толчка в сугроб, – заявила она.
Ее удивительные глаза искрились от радости.
– Мне какие-то кошмары приснились, – признался Ушаков. – Будто мы проиграли войну и уходим навсегда. Будто России больше нет.
– Такого не могло быть. Не должно, понимаешь! – с жаром возразила Ольга, и он про себя отметил, что она впервые обратилась к нему на «ты».
– Много чего не должно быть, но происходит.
– Что предписал доктор? – спросила она требовательно.
– Больше покоя, положительные эмоции тоже полезны, – сказал Ушаков.
Ольга притронулась своими тонкими пальцами к его лбу.
– Хочешь, я буду твоей положительной эмоцией?
КОНЕЦ