– Ты же сказала, что пишешь.
– Ты не понял. Я же писатель, а не машина. Я не могу просто сесть и начать писать. Нужно же, – она запнулась, – как его… вдохновение и прочее… Мы это, вроде, уже обсуждали…
– Вдохновение-то я понял. А вот что ты сейчас делаешь? Конкретно сейчас.
– Сейчас я думаю, какой сделать рассказ. У меня есть задумка, то, о чем наболело. Но вот, знаешь, с одной стороны есть какие-то повседневные чувства, и хочется их записать, но не получается, не знаю с чего начать. А потом еще начинает казаться, что они – ерунда. И повседневная моя жизнь как будто очень скучная. Она не достойна внимания. И так каждый раз…
Я сочувственно кивал, откусывая сэндвич, а она продолжала:
– И вот ты сидишь в кофейне, думаешь-думаешь. Вернее, тебе кажется, что думаешь. А на самом деле ветер в голове. Слышишь свои мысли, но не можешь их уловить, сформулировать. Тогда у тебя становится пустой взгляд. И ответы пустые и односложные. Ты находишься где-то там, в новом произведении. Но еще не знаешь, о чем оно будет, какое будет…
– Ты слышишь свои мысли?
– Да. Я знаю, что ты сейчас скажешь. Что мысли слышат только сумасшедшие. Но это не голоса в голове. А если и так, то, наверно, все писатели сумасшедшие.
Я усмехнулся.
– Ну, ты же один рассказ уже написала, как минимум. Значит, сможешь. Придумаешь что-нибудь. Мне вот всегда это было непонятно. Как так можно взять и написать?
– Не знаю… – растерялась она.
– Я раньше думал, что пишут те, у кого много интересного в жизни происходит. Или, кому есть, что сказать…
– Это не так! Всем есть, что сказать, – перебила Алиса.
– А вот как тогда?
– Хм-м… – промычала она и развернулась ко мне вполоборота. – Ты вел когда-нибудь дневник?
– Нет…
– Как? Даже дневник не вел?
– Нет, – с той же интонацией повторил я.
В школе девочки у нас постоянно ходили с розовыми книжечками на замочке. Классе в пятом, помню, у одной такую книжечку кто-то взял. Наверно, это был Коля – главный задира в нашем классе. Ну как… задира-задирой, но глупый до жути. Он Санька уважал и немного побаивался, поэтому к нам никогда не лез. А нарывался на неприятности только с теми, кто ему ничего сделать не сможет. Всех девчонок он мучал. И делал это в тихую, исподтишка. Вот и тогда все подумали, что это был он, но истина произошедшего неизвестна по сей день. В общем, эта девочка так перепугалась, бедная. Вся в слезах ходила, переживала сильно. Одноклассницы наши в таких книжечках писали что-то личное всегда. Секретики всякие, душевные переживания. Они объединялись в группы, передавали друг другу заветные блокноты почитать, заполняли там какие-то тесты «На лучшую подружку», и все в таком духе. Все это я знал понаслышке. Но лично мне такой дневник в руки ни разу не попадался. Только, было дело, увидел, проходя мимо, у одной из не самых привлекательных девчонок имя Артем в сердечках. Не знаю, про нашего Артема она писала или про какого-то другого. Не суть. Мне до этого не было никогда дела. Знал и знал. Тот свой дневник одноклассница наша нервная в конце концов, кстати, нашла. На парту ей подкинули. Сжалились, видимо. В общем, единственное, что я для себя вынес касательно слова «дневник», это то, что под ним подразумевалась книжечка для изливания всяких душевных страданий и сокровенных тайн.