Гумер резко выдохнул, будто в ноздри попал инородный предмет, и толкнул дощатую дверь. Пахнуло нежилым. Он миновал сени, в которых стояли пустые вёдра. Рядом притулилось коромысло. «Материнское!»
В родительской спальне всё оставалось на прежних местах. Он опустился на стул, сиденье которого было обито набивной тканью. Стул этот, как и его три сородича, сохранили первозданную свежесть, ибо предназначались для гостей. Припомнив это, Гумер отметил детскую цепкость своей памяти. Затем его взгляд упёрся в прикроватный столика, где лежал толстый, но компактный томик в зелёной обложке.
«Коран!» Вот над какими духовными вопросами бился отец- атеист на склоне жизни.
Гумер полистал зелёный томик, отметил карандашные подчёркиванья и вернул на место, после чего прилёг на старую металлическую кровать с блестящими шариками на спинках. Скорее всего на ней он и был зачат. От этой мысли в голове вдруг всплыли строчки английского поэта Джеймса Томсона «В комнате»:
— И молвит ложе: средь людей ничто не ново для меня.
Я с ними в счастье и беде за ночью ночь, день ото дня.
Я знаю, чёрен кто, кто бел,
Кто здрав, недужен кто в дому,
Кто стал отцом, кто овдовел,
Кто погрузился в сон, кто — в тьму.
Но эту оду кровати прервало какое-то движение снаружи. Не вставая с ложа, он отогнул занавеску. Ни души.
Мысли вновь вернулись в прежнее русло.
Когда он в последний раз писал стихи? Когда любовался закатом? Или просто лежал на траве? — Не вспомнить теперь. И ведь прав поэт, имя которого он напрочь забыл:
— Всё меньше любится,
Всё меньше дерзается,
И время лоб мой с разбега круши,
Приходит страшнейшая из амортизаций —
Амортизация сердца и души
Невесёлые размышления были прерваны поскрёбываньем в дверь. Чертыхаясь, он поднялся с кровати и двинулся к выходу.
— Кто там?
— Это я! — пропищали снаружи.
— Ёлы палы! Лес густой! — вырвалось у него заимствование из лексикона незабвенного шофёра Толи.
Девушка Мирра из города Мирного. Собственной персоной.
— Можно мне войти?
На незваной гостье — футболка и шорты. Так что тату предстаёт во всей полноте картины: волнистые корни спускаются к щиколоткам и далее по подъёму ступни. В добавление к ветвям на руках.
Но, будем честны, округлая, задорная попка «девушки-дерева» тоже не была обойдена вниманием.
— А ещё говорят, что незваный гость хуже татарина! — шутит Гумер, пропуская Мирру вперёд. — Как ты нашла меня?
— Чисто случайно. Я встретила вас на площади.
— Ты следила за мной? — оторопел мужчина.
— Ну если вы так это называете… — Конец фразы она предпочла проглотить.
— Чай? Кофе?
— Просто воды. — Она сняла чёрный кожаный рюкзак и поставила на пол. Он сходил на кухню и принёс бутыль, припасённую на случай утренней суши.