— На пару слов, Марианна, — говорит Глеб, задев губами моё ухо, пристально вглядывается в лицо. Чуть громче. — Ты плакала?! Это он тебя довёл?!
Бекетов метнул грозный взгляд в сторону своего отца.
— Я? Прямая причина её слёз на тебя из зеркала взглянет, Глеб. Но, каюсь, косвенная моя вина в этом имеется, конечно. Ведь именно я зачал тебя, — прикладывает ладонь к груди Яков Матвеевич и обращается ко мне. — Как я и говорил, Марианна, у каждого поступка и проступка есть своя цена.
Бросив быстрый взгляд в сторону Глеба, Яков Матвеевич оставляет меня и Глеба наедине. Как мне показалось, во взгляде отца Бекетова проскользнуло сожаление. Но не могу за это ручаться. Отношения между отцом и сыном ужасно напряженные, а я обостряю их ещё больше одним лишь фактом своего существования.
Как только отец Бекетова уходит, перестав маячить в поле зрения, руки Глеба оживают на моём теле, пробежавшись по талии и по попке жарким ураганом, поднявшись вверх.
— Поговорим, Проблемная? — Глеб запирает меня в объятьях, крепко, но мягко, поддерживая, оберегая.
Он защищает. Может быть, даже от себя или от меня самой?!
— Отложим разговоры на потом. Нас ждёт врач, да? Пойдём к нему.
— Уверена? — Глеб удерживает меня, проводит пальцами по плечам, спускаясь до самых запястий.
Он словно хочет убедиться, что я не ранена и не рассыпалась на кусочки, как разбитая хрустальная ваза.
— Да. Уверена. Всё хорошо. Глеб.
— Но ты убежала.
— Я просто не люблю запах больницы… Всё будет хорошо. Правда?
— Да. Всё будет хорошо, — эхом отзывается Бекетов.
Больше мы ничего не говорим, молча и быстро направляемся обратно к клинике.
Переступаем порог, а в моей голове на повторе крутится: «У всего есть цена…»
Бекетов
В кабинете гинеколога нас уже ждут.
— Пётр Николаевич, — представляется нам мужчина.
Ему немного за сорок.
То есть он почти моего возраста, чуть старше, потенциально он может заинтересоваться моей девочкой. Мало того, в сокровенные места будет заглядывать. И если бы я предварительно с ним разъяснительную беседу не провёл, то сейчас напрягся бы больше необходимого.
Я наметил присесть на диван, но Марианна, отпустив мою руку, садится в кресло. Не на подлокотник же свой зад присаживать. Становлюсь позади Марианны, опустив левую ладонь на плечо. Трогать, касаться её — жизненно важная необходимость. К тому же она нервничает, а я всегда знаю, как успокоить Проблему.
— Марианна Устинова. То есть Устинова-Золотникова, — поправляет себя с улыбкой.
— Поговорим, Марианна? — благодушно улыбается врач.
— В кресло для осмотра лезть не надо? — удивляется она.