Складываю руки под грудью, тяжело дыша.
— Я похож на отца?! — переспрашивает удивленно.
— Нет, не похож, — качаю головой. — Ты его копия! В старости будешь довольно импозантным стариком.
— А ну хватит. Прекрати! — злится.
Теперь Бекетов по-настоящему злится. Словно словами о схожести с отцом я наступила на больной мозоль, кровоточащий!
Я бы еще что-нибудь Глебу сказала, но в этот момент нас приглашают вернуться в кабинет Петра Николаевича, и злость сходит на нет.
— Отложим ссору в сторону, нужно вернуться к врачу, — говорю тихим голосом. — Возможно, тебе наплевать, что будет со мной после того, как ты наиграешься с ласковым щеночком, но я все же надеюсь однажды встретить любовь всей своей жизни и завести с этим достойным мужчиной детишек. Кучу маленьких, горластых ребятишек… — улыбаюсь абсолютно искренне, мечтая о большой семье.
Марианна
Всегда хотела, чтобы у меня была сестренка или братишка. Сводный брат Леонид не в счет. Он пришел в нашу с папой семью уже взрослым и вообще оказался гадом.
Так что я росла одна-одинешенька, Устинов позволял мне достаточно много, но ничего из этого я не могла разделить с кем-то своего возраста или почти своего.
Устинов сам возился со мной в то время, когда не был занят сделками и мутными схемами, а в остальное время за мной приглядывали нянечки. В начале они менялись довольно часто, будучи не в состоянии запомнить, что мне можно, а что ни в коем случае нельзя.
Потом гневный крик папы на нянек, прозевавших недопустимое, стоял от цокольного этажа до самого чердака…
Вспомнив о прошлом, на миг я испытываю сильнейшую грусть и тоску, хочется снова повидаться с этим прохиндеем и мошенником, который не был мне родным отцом, но заботился, как о своей родной дочери.
— Наверное, семь штук детишек родишь, как планировала с Леонидом? — ухмыляется Бекетов остро, глаза Глеба темнеют.
— Не знаю. Не буду загадывать. Лишь говорю, что хочу позаботиться о сохранении фертильности и подарить счастье отцовства тому, кто этого заслуживает!
К кабинету шагаю первой. Бекетов позади. В порыве эмоций рывком дергаю дверь, открыв ее едва ли не ценой собственного сбитого носа. Бекетов успевает чуть-чуть отклонить меня в сторону железной рукой.
Заботится обо мне. Даже сейчас, во время ссоры.
Это еще больше ранит.
К чему мне эта забота, окутывающая сердце горячим, струящимся шелком, когда в голосе мужчины потрескивает лед безразличия?!
— Садись, Марианна, — предлагает Авилов.
На Бекетова Петр Николаевич даже не смотрит, разговаривает лишь со мной, объясняет. Даже когда Бекетов встревает с уточняющими вопросами, Петр Николаевич адресует ответы мне, и я чувствую, что хотя бы здесь, сейчас веду себя не как глупая, влюбленная малолетка, забывшая обо всем на свете.