Тааак. Вот и повод поговорить.
— Марш в кровать, — велит она. — Сейчас завтрак принесу… Ой!
Не даю ей договорить, резко разворачиваю к себе:
— Будешь и дальше избегать меня? — гремит мой голос в тесной кухне.
В первое мгновение Лера явно теряется. Но я вижу, как в ее серых глазах, словно грозовая туча, собирается решимость:
— Да ты вторые сутки живешь в моей квартире! Как же? Избежишь тебя! — выпаливает она. — Я только понять не могу, зачем?! В прошлый раз не наигрался?! Или спор не окончен? Пока что? Что ещё я должна сделать, Кость, чтобы ты выиграл?! Умереть за тебя?!
Словно пощёчину влепила.
— Все не так, Лер.
— А как, Кость?!
— Тебе стоило ещё тогда спросить, я бы все объяснил, и…
— Так я и хотела спросить, да только… Впрочем, неважно! — она бьет по моей руке, что я упёр в столешницу, чтобы удержать ее. — Это все больше не имеет значения!
Приседает и пробирается у меня под рукой. Закатываю глаза и снова ловлю ее за локоть. Поворачиваю к себе и грубо прижимаю ее к стене:
— Нет, важно! Мы поговорим. Теперь я знаю, что произошло. Этот чертов шкаф! Все что ты там услышала… — морщусь, боясь, что она не примет мою искренность, — все правда. Я раньше спорил на студенток. И на тебя поспорил. Но только на катке. Я поцеловал тебя на спор! И все! Мы перестали с Игорем играть в эти идиотские игры, как раз из-за того, что вся эта хрень вынудила нас с ним отправиться в ссылку в Новочек!
Лера хмурится. Но слушает. Даже не пытается перебить. Видимо моя искренность все же привлекла ее внимание.
Я знал. Она всегда меня понимала лучше остальных. А если бы я попытался отвертеться, и сказал, что все что она слышала — враньё, тогда Лера больше никогда не стала бы слушать меня.
— Мы больше не играли, — продолжил я. — И не только потому, что нас наказали за это. Я больше не захотел. Все из-за той серой мышки, что была не в моем вкусе. Которая перевернула мой мир. Ты себе даже представить не можешь, как сложно было осознать, что теперь все по-взрослому. Что все это не игра. И я по-настоящему влюбился.
Ее губки удивленно разомкнулись. Однако в глазах все ещё стояло сомнение. Будто она не верила, что я говорю о ней.
— Ты. Лерочка. Ты сломала беспринципного, эгоистичного профессора, который пользовался студентками, — морщусь от отвращения к самому себе. — Можно сказать, отомстила мне за них всех разом. Я дураком был, признаю. Столько глупостей сделал, — подаюсь вперед и утыкаюсь лбом в ее лоб, продолжая шептать в губы: — И моя серая мышка для меня самая красивая. Не вижу никого кроме тебя. И споры эти дурацкие. И то, что поверил тебе тогда. Вместо того чтобы почуять подвох…