Справа чуть светлело. Соколов решил обойти опасные облака, он предупредил штурмана, чтобы тот засёк время обхода и отметил на карте. Перекинувшись несколькими фразами с Рахимовым, Соколов повёл самолёт под облака.
Машину стало бросать из стороны в сторону.
Соколов и Рахимов вдвоём, вцепившись в штурвалы, стараясь действовать синхронно, изо всех сил парировали резкие броски. Самолёт кидало то влево, то вправо, да с такой силой, что казалось, вот-вот отвалятся крылья.
Сверкнула молния, озарив ярким светом «Кречет», и тогда стало видно, что дождь сплошной сеткой застилает стеклянный козырёк кабины. Через минуту-другую вокруг вспыхнули молнии, как разрывы зенитных снарядов. Болтало нещадно. Вдруг «Кречет» круто взмыл. Соколов убрал газ, но какая-то сила несла самолёт вверх. Лётчики поняли, что попали в восходящий воздушный поток. Дыхание у них стало тяжёлым, прерывистым. Гришин не выдержал, из носа у него хлынула кровь. Быстро надетая кислородная маска принесла облегчение.
Держать курс по магнитному компасу стало невозможно. Казалось, не будет конца этим дьявольским качелям. Температура за бортом всё понижалась, а в кабине лётчикам было жарко.
К счастью, как-то сразу стихла болтанка. Потухли молнии. Оборвалась чёрная туча, и внизу в провале показались зелёные сопки. Циклон остался позади.
Соколов облегчённо вздохнул и повёл машину один.
Штурман взглянул на циферблат хронометра: четыре часа по московскому, значит, внизу – десять часов утра по местному. Надо передавать очередную радиограмму в Москву. Точно сориентироваться нет времени!
Высота неуклонно уменьшалась: пять тысяч сто... четыре тысячи шестьсот...
...Гришин не успел передать в Москву короткое сообщение. Произошло что-то страшное, необъяснимое. Раздался глухой взрыв. Хвост самолёта резко бросило вправо, а левое крыло машины круто опустилось вниз. «Кречет» перешёл в штопор.
Соколов с огромным напряжением удержал машину.
В кабину ворвался испуганный Морозов. У него были опалены волосы и брови. Соколов это сразу заметил.
– Катастрофа! – кричал механик. – Взорвался запасной бензобак! Горим! Спасайтесь!
«Конец», – подумал лётчик и, не оставляя штурвал, закричал во всю силу лёгких:
– Оставить корабль!
Рахимов и Морозов успели надеть парашюты, и, открыв люки, один за другим бросились вниз.
– Оставить корабль! – не оборачиваясь, повторил команду Соколов. Но прыгать было уже поздно: прямо перед самолётом выросла сопка. Соколов дал полный газ и что есть силы рванул штурвал на себя. Машина свечой взмыла вверх. Сопку всё-таки удалось перескочить.