— Алекса-андр!.. — умоляющим голосом воскликнула Эмма.
— Честно говоря, питаться дафниями — спокойней.
— Ну, Алекса-андр!..
Задыхающийся Игнациус поднял палец.
— Хорошо. Один поцелуй.
— Я тебя люблю, — Эмма подставила бледную напудренную щеку.
— Все наоборот, — сказал Игнациус. — Ладно, останется за тобой. Объясни мне лучше, где находится Сонная улица?
— На Голодае, — мгновенно ответила Эмма. — Я жила неподалеку целых два года. Ужасный район. Переулок Каховского, Сонная, дальше — Проезд…
— А кто такой Стас?
— Тот, что танцует.
Игнациус посмотрел, как пара по центру комнаты сливается в некоем действии, для обозначения которого требовались медицинские термины.
— Каталония, значит… А если попросту, без затей, дать ему в морду?
— Ты с ума сошел, это же — халипяк.
— Правильно, я чокнутый, — сказал Игнациус.
— Стас — серьезный каратист, — предупредила Эмма.
— Ну и что?
— Будешь мучиться, — предупредила Эмма.
— Помнится, у Жеки среди инструментов был небольшой ломик, — задумчиво произнес Игнациус. — Небольшой такой, новенький, как раз — по руке.
Эмма тут же исчезла и появилась сеньора Валентина, которая процедила, улыбаясь всеми зубами и стараясь не привлекать внимания:
— Ты можешь вести себя нормально?
— Когда я вижу этих ребят, то у меня уши сворачиваются трубочками, — ответил Игнациус.
— Пожалуйста, никаких историй.
— Никаких историй не будет.
И он засмеялся. Ему было весело. Из дверей, ведущих в детскую, доносились дикие возгласы. Он слегка приоткрыл. Пончик и Ботулин, разворотив постель, лупили друг друга подушками. Они визжали и прыгали от восторга. Летал белый пух, торчали ножки перевернутых стульев. А из опрокинутой керамической вазы, державшей камыш, натекла вдоль паласа широкая черная лужа. Оба вдруг замерли, увидев его: возбужденные, потные, испуганные, взъерошенные.
— Обливаться чернилами намного интереснее, — посоветовал им Игнациус.
И прикрыл утепленную дверь.
Сразу же возник тот тип, что теснил Аню. Который — червяк и облизанный.
— Никакого просвета, как глухая, наверное, лесбиянка, — доверительно сообщил он. — Я уже нарывался на таких, ну ее в задницу, проще снять вон тех дур — эти сами разденутся. Правда, морды у них керосиновые, но морду можно платком закрыть. И потом — в темноте не видно.
Он явно принимал Игнациуса не за того. От бесцветных и липких волос его разило духами.
— Пошел ты — туда-сюда, — сказал ему Игнациус довольно вяло.
Тип отвалил срезанную челюсть.
— А чего?
— А ничего.
— Выступать будешь?
— Просто тошнит.
— Значит, ногами давно не били?
— Договорились, — ответил Игнациус. — Подожди меня немного внизу.