И немедленно вынырнул ушастый запаренный Жека.
— Говорят, ты сегодня на всех кидаешься? Это — Леша Градусник, с толкучки. Он мне Лондона изобразил… Слушай, твоя улица находится на Петроградской. Точно выяснил — в справочнике ее нет. Где-то возле трамвайного парка, пересекается с Маркова. Между прочим, об этом самом меня расспрашивал Грун. Перед тем, как исчезнуть.
— Удалось узнать — что-нибудь? — спросил Игнациус.
— К сожалению, нет. — Жека тревожно двигал ушами. — Но имей в виду, Александр, что шестого все должно быть на высоком идейно-художественном уровне. Я иду вслед за тобой. Есть особая договоренность. Ты — понял? А теперь — разменяй сто рублей…
— Откуда? — вторично пожал плечами Игнациус.
— Представляешь, этот жмудик клянется, что — нет мелких денег. Он мне должен червонец. За трехтомник еще. Но ведь он замотает, я его с детства знаю. Или, может быть, одолжишь мне полтинник до четверга?
Жека непрерывно скупал книги. Он считал, что цена на них будет расти.
— Выгони ты их всех к чертовой матери, — сказал Игнациус.
— И в самом деле кидаешься, — удивился Жека.
«Я гляжу на эту печальную розу и вспоминаю о тебе», — в шестисотый раз извещали колонки. Игнациус пересек душную комнату и сел рядом с Аней — как кол.
— Мы не виделись три недели, — пробормотал он.
Она обернулась:
— Двадцать два дня.
— Ты тоже считаешь?
— Конечно.
Игнациус слабо кивнул.
— Никто не знает, где находится Сонная улица, — сказал он.
— Вот и хорошо.
— И телефона у тебя, разумеется, нет?
— Разумеется, — сказала Аня.
— Как же я тебя найду?
— А ты уверен, что надо?
Игнациус даже вздрогнул.
— Тогда найдешь, — неприветливо сказала Аня.
— А она вообще существует, эта Сонная улица?
— Я живу на ней, в доме четырнадцать.
— А квартира? — спросил Игнациус.
— Лучше все-таки не приходи.
— Почему?
— Потому что ты там погибнешь.
Игнациус отодвинулся. Опять то же самое. За отогнутой шторой взмахивал крыльями фантастический густой снегопад. Вязь снежинок крутилась и вдруг — замирала. Хлопья быстрого снега набились за переплет. Было ясно, что жизнь на сегодня заканчивается. Эмма, объятая Каталонией, смотрела на них, распахнув идиотские злые глаза. Валентина демонстративно не замечала. Лакированные юноши, приседая от спешки, вскрывали громадную коробку конфет. Но при этом, как филеры, тоже — поглядывали. Игнациус чувствовал, что проигрывает важное семейное очко. Вероятно, придется соглашаться на Стаса. Впрочем, наплевать.
— Сигарету? — предложил он.
— Нет, — ответила Аня. — Но если ты хочешь позвать меня, скажем, на лестницу и пообщаться, то это можно сделать без всякого надуманного предлога.