Звук ключа в замке, писк петлей – это Агата. Звон бутылок, бульканье жидкости в стакан. Сейчас она снимает свои лодочки, раз молчит. Интересно, трусы снимет или нет? Можно поспорить с самим собой. «Если подойдёт в нижнем белье, бросаю курить – неделю». Тишина. Хм-м, крадётся сзади, наверное.
– Детка, я рисую.
Тишина. Может повернуть голову, нет, не поверну, не дождёшься, хочешь поиграть со мной, ну что же, давай. Только я не здесь, а на полотне, этот убитый фазан – это я, моя дурная голова свисла со стола, ты убила меня двадцать лет назад, поделившись своим шоколадом.
Нет, она меня просто выдернула из картины, протянув под локоть колено, пылающее жаром восставшей плоти, её дыхание, отдающее шоколадом, который мерзавка успела стянуть у комода, теперь было у моего самого уха, влажный рот покусывал мочку уха. Заставила вздрогнуть. Нога с кошачьим проворством переметнулась влево, и небольшой зад оказался на коленях, как следствие случившегося, не послушная более кисть с красной краской упала на пол, оставив блестящую кляксу фазаньей крови, таким образом освободив руку от музы, которая не преминула, в свою очередь, шаловливо скользнуть между шёлком голубой юбки и бедром, беспрепятственно пройдя к самому лону.
– О, какое счастье, буду курить эту неделю, – пробормотал он, не найдя ничего, кроме плоти.
– Тебя, как всегда, трудно понять, о чём ты? – впиваясь губами в рот. – Закрой глаза и молчи, – притягивая к себе рукой запрокинутую напрочь голову.
На следующий день прямо с утра зарядил липкий дождь. Говорят, что дождь очищает – омывает на прощание дурные мысли, идеи, провожая их последний путь; смывает всё, что было раньше, осветляя всё новое, которое обязательно придёт на смену старому.
«Не пойду я сегодня на работу», – решил Макс, глядя на ручейки, бегущие по стеклу замызганного окна. Через десять минут он был выбрит, одет и ехал по кольцевой в сторону Кламара. Поторчав немного в пробке, он все-таки успел подъехать по адресу, когда Агата с мужем выходили из подъезда, она в длинном плаще, он в короткой куртке, поцеловал её в губы на прощание, у Макса защемило сердце, сказал что-то на прощание и повёл детей, очевидно, в сторону школы. Подождав, пока Агата сядет в машину и отъедет на приличное расстояние, он вышел из своего «Ситроена», злобно хлопнул дверью, засунул голову поглубже в воротник, пошёл в направлении, куда шли отец с детьми. Поравнявшись с ними, он спросил его – в правильном ли направлении идёт к мэрии. Супруг Агаты остановился, изумлённо посмотрел на него и сказал: