Спускаясь к себе в подвальное помещение, в темноте (вот уже третий день как перегорела лампочка в коридоре) он чуть не столкнулся с ней у двери, где она его терпеливо ждала.
– Я уже думала, что вы вообще не придёте, – показывая на запястье циферблат «Радо» с микроскопическими брильянтиками.
– Кофе, виски, Coca-Cola, вы традиционно отказываетесь выпить у меня, – не обращая внимания на часы.
– Добрый вечер, художник, замечу вам, что мы всё ещё стоим перед закрытой дверью.
– И я вам бесконечно рад, – ища замочную скважину в темноте ключом и не попадая в неё.
– Вы всегда так плохо попадаете в щель? – хихикнув.
Не отвечая на колкость, наконец открыв дверь, Макс галантно пропустил даму вперёд, три раза покрутив рукой в воздухе и отвесив глубокий поклон, за что сразу получил в ответ неглубокий реверанс с её стороны.
– Пока я хлебну чуток виски, можете раздеваться, – показывая рукой на диван.
– Я бы не отказалась сегодня тоже хлебнуть, если, конечно, предложите.
– Да, да, конечно, простите, – откупоривая бутылку.
– Вы прощены, наливайте, – подходя к пианино. – Можно?
– Даже не спрашивайте, это старое пианино Агаты, иногда она играет на нём. Вы давно знакомы с ней? – подходя со стаканом, наполненным янтарной жидкостью.
Её длинные пальцы проехались по клавишам, как бы проверяя тональность, и остановились посередине. Она посмотрела куда-то в сторону и, не отвечая, запела довольно-таки приятным голосом. Это была «Сольвейг» Эдварда Грига.
Зима пройдёт, и весна промелькнёт,
И весна промелькнёт и увянет,
Увянут все цветы, снегом их занесёт…
Под конец песни, когда её голос притих, на глазах появились льдинки слёз, она их быстро смахнула с лица и, вставая, сказала:
– Что это я в самом деле?
В порыве чувств Макс подошёл, взял её за руки и поцеловал кончики пальцев.
– Только, что ты была просто великолепна
– Мы уже на «ты», прекрасно, тогда приступим к моему портрету, Максим.
– Да, да, конечно, – отпуская руки.
Шёл пятый день, как он рисовал её портрет. Теперь они вместе пили кофе, ближе к ночи в перерывах от работы, когда затекали от неподвижности её бледные члены, они пили виски закусывая чёрным шоколадом из запасов Агаты.
Сделав первый глоток, она всегда смешно морщилась, словно ребёнок, тайком от родителей впервые попробовавший алкоголь, а потом становилась болтливой, как весенний ручеёк, пробивший себе дорогу через камни и траву. Она успела ему рассказать, что была два раза замужем – и всякий раз неудачно. Сейчас у неё нет никого, и никто ей не нужен, ей никогда не везло с мужчинами. Наверное, слишком доверчивая, открывая свою душу кому попало, не думая о том, что туда могут нагадить. Разочарование не пришло само по себе, оно как снежный ком с горы, собирая предательства, чем ниже катится, тем больше снега.