– В то время как мы стоим обескураженным строем, против грядущего потока, в лице беспринципного грядущего поколения. Покойный был сигналом нам к неприкасаемому единоборству за стабилизацию нравов и устоев.
Не в нужный момент он покинул нас друзья, не в нужный! И борьба наша теперь вряд ли будет проиграна!
Говорил он так долго, что не понятно было куда ставить запятые в его речи, да и со счета последних все уже сбились. Аллегории сковали его творческую инициативу, лексическими рамками вырывая суть недосказанного.
Но внезапно возникшее самообладание овладело им, принудив кончить рассказ. Собравшиеся испытали легкое облегчение, которое было похоже на выкуренную после секса сигарету.
Следующий взявший слово заметно нервничал, но в конце концов незапертая фраза прорвалась:
– По одежке и протягивают ножки
Выпалил он.
Доведенный до высшего вакуума разум, поразил всех объемами внутренней целины его самосознания.
– Почему меня не трогает его смерть? Я ведь ее игнорирую!
Продолжал удивлять слушателей неуклюжий мозг выступанта.
– Я не согласен, не согласен! Ему легко там лежать, а нам вот что делать? Что остаётся нам? Клиническая жизнь?!
Вдруг осознав что коэффициент смертности среди людей составляет сто процентов, он с грустным конфузом молча закончил свое выступление.
Быстро надвигающаяся тишина стала сигналом финализирования погребального процесса.
Местами трезвые рабочие приступили к омогиливанию кладбища, путем производства захоронения. Процесс свернули быстро и неторопливо.
Могилка была вырыта на современный лад, не подкопаешься. А главное, искусно созданный штыковыми лопатками холмик тут же гармонично встроился в физиологию кладбища. Отседова можно было сделать вывод, что усопший был мастером перевоплощения и остался им после самой своей смерти.
Действо подходило своим чередом к концу. Но даже в таком трагическом событии, когда раскрывается вся палитра по человечески глубоких чувств, есть свои ништяки, и это погребальный хавчик. Участники похорон встрепенулись и аккуратным наскоком приступили к еде.
На радость гастритам и язвам, стол был даровит на яства, а скатерть шита крыта смачными лакомствами и приправлена по бокам тарелками оборудованными вилками и ложками.
Ближний родственник с Дальнего Севера, который после своей речи стал еще дальше для окружающих, с легкой улыбкой откупорил тяжелую бутыль и поставил вопрос о тосте.
Выпив, отдыхающие после похорон увлеклись едой.
Один с умственно отсталым видом ел по уму приготовленные вчерашние мозги.
Другой, с голодными глазами снизу подкрепленными мощно развитым желудком, ловко разнимал заднюю утиную ножку.