Остаётся ещё один вариант — дать ей возможность пройти все фазы сна. Она молода. Организм может восстановиться.
Одно настораживает: не задумала ли ещё что-нибудь? Надо пойти и удостовериться. Только вот сил нет. Действие таблетки замедлилось. Голова кружится. Не оторвать от подушки.
Надо дать себе отдых. Но мысли вертятся, как докучливые насекомые.
Тихон — это её рук дело. Не в буквальном смысле. Она — заказчик. Только вот просчиталась.
Да, боль была. В первую минуту. Но потом…
Кто вырастет из мальчика — неизвестно. Он похож на меня. Но другую часть генов он унаследовал от Натки. А она далеко не лучший образец рода человеческого.
Так что, может, и к лучшему, что мальчик не успел нагрешить. И ныне где-нибудь в раю играет со своей плюшевой собачкой. А может статься, и с настоящим щенком, в котором ему было отказано при жизни.
Слов нет, как всё это печально. Но такова жизнь. Се ля ви! — Выражаясь языком французского народа.
Мариам-Мария
После смерти мамы меня приютили дальние родственники. Жизнь в их доме лёгкой не назовёшь, но это были родные люди. Перелом произошёл после смерти дяди Вани. Его жена не могла прокормить лишний рот, и меня отослали в детдом.
А дяде Ване я признательна. Во-первых, за время, проведённое в семье. Во-вторых, за науку о смерти. Папин брат имел обыкновение повторять: «Смерть — дело одинокое». Это потом я узнала, что у Рэя Бредбери есть роман с таким названием. Не уверена, что он был известен дяде, но тем не менее американский писатель и русский слесарь сошлись во мнении: смерть — дело одинокое. А дядя Ваня ещё и добавлял: каждый волен решать — оставаться на земле или прервать нить жизни доступным ему способом.
Лео-Леонид
И стоило ли ерепениться? Выражение моего охранника. Нет, не Мусы. У этого не такой богатый запас русских слов.
Стоило ли лишаться психического здоровья только ради того, чтобы насолить мне — Леониду Нэйхину?!
Короче, она во всём призналась. Заказала Тихона она. А Муса был подкуплен. Его задача — просто испариться. Кто убийца — выяснить не удалось. Пусть этим полиция занимается. Так что не видать Мариам — Марии ни Москвы, ни сердечного друга, ни сосулек. О последнем она мне в припадке откровенности тоже поведала.
Мой метод показывает свою эффективность.
А вообще даже нормальному человеку приятно сознавать, что кто-то страдает больше его. Это не я сказал, а Шопенгауэр.
Мариам-Мария
Сколько прошло дней?
Он нацепил на нос солнцезащитные очки и стал похож на какое-то насекомое. Кажется, богомол называется.
— Чего ты хочешь, Маня?
— Поспать.
— Сколько?