— Она тут и должна быть, — услышал он спокойный ответ.
— Ага, только это единственное, что так и должно быть, зато вокруг всё не так.
— Тоже верно. Смотри, это же дым!
Со стороны вокзала по широкой дуге в их сторону шел настоящий паровоз, выбрасывая из высокой трубы мощный столб черного дыма и громыхая колесами на стыках. Путь себе он освещал мощным прожектором. За ним тянулась длинная череда грузовых вагонов.
— Да что это такое вообще? Ёпрст! — почти возопил от возмущения Вяче. — Это бред? Нас накрыло, и мы в коме? Может, мы уже умерли и теперь… — Он подавился словами, осознав всю их абсурдность, — Черт, что же это. — Уже без прежнего запала и надрыва пробормотал он себе под нос.
— Братуха, мы попали. Точно тебе говорю. Теперь бы только понять в «когда»…. — Потерянно отозвался Артем.
— Это как раз самое простое, — уныло, с безнадегой, механически выговаривая слова, ответил Хворостинин. — Мост уже построен, — Махнул он рукой в сторону проступающих вдалеке из темноты ажурных стальных ферм, соединяющих берега широкого Иртыша, — значит, год точно не ранее 1896 года. Состав прошел вдоль берега в сторону центра Омска. Там сейчас прямо перед будущей Транспортной академией — городская станция ЖД и причал. Примерно, где будет потом Ленинградский мост. Значит, уже точно двадцатый век. Горветку запустили около 1902–1903 годов. Как станет светлее, смогу точнее сказать.
— Надо отыскать газету и тогда станет ясно, какой сегодня год, месяц и день.
— Тоже вариант. Но можно и просто тумбу найти с афишами и газетами. — По-прежнему уныло и вяло ответил Славка.
— А чего ты так приуныл, дружище?
— Сам не знаю. Просто это уже как-то слишком. Сначала менты, потом бандиты, потом взрыв, потом выкапывались, и теперь вообще мрак и полный конец обеда.
— Это ты про что сейчас? Какие менты и бандиты? Почему я ничего не знаю?
— Не было времени тебе рассказывать. И не хотел тебя впутывать в свои проблемы.
— Ты вот что, Вяче, имей в виду, никаких твоих и моих проблем — все решаем вместе. Никаких секретов. Компренде? И не грусти. Главное — мы живы. Да и деньги наши теперь могут стоить куда больше, чем пара-тройка баксов за бумажку.
— Это верно, — оживился Вячеслав. — По нынешним временам даже тысяча рублей — состояние. Жалование генерала пятьсот рублей в месяц. А у нас только в одной пачке этих пятихаток — сотня.
— Вот, совсем другое дело. Узнаю друга Вяче. Предлагаю выдвигаться к вокзалу и там оглядеться.
— Не спеши, Тёма. Солнышко еще не поднялось, но уже и так понятно, что мы учухались в хлам. Надо мало-мальски себя в порядок привести. И убрать самые броские и отличающие наш внешний вид от местного настоящего. А тогда уж и шагать. Соваться в центр нам пока рано. Тут я с тобой согласен.