Дикий Восток. 1910. Часть 1 (Перунов) - страница 95

[8]Дмитрий Сергеевич Белозеров — потомственный дворянин, служил с 1882 по 1906 гг по гражданскому ведомству сначала в Туркестане, затем в Омске — в Акмолинском областном переселенческом правлении в чине титулярного советника. Пенсия ему полагалась при полной выслуге 85,80 рублей. Но выслужил он только 16 лет, что давало право только на половину от этой суммы (не более 60 руб). Семье после его гибели досталась половина от этой суммы плюс от второй половины по трети на каждого из несовершеннолетних детей. 1/3 Варваре и 1/3 брату. После отъезда Николая им с матерью полагались — 30+10=40 руб в месяц (было 50).

Хворостинин, 7 сентября 1910, Омскъ, полицейский участок № 3

Пристав Максимов — глава третьего полицейского участка — как хорошо знали его подчиненные, был грозен, скор на расправу, гневлив, но при том отходчив. Служители закона боялись и одновременно уважали своего начальника. Сейчас же он источал заметное неудовольствие, в сгустившейся атмосфере трещало от накопившегося напряжения, и время от времени словно бы грохотали близкие раскаты грома, как перед настоящим разгулом стихии. Дело легко могло перейти в настоящий разнос и выписывание всем «строгачей» полной мерой.

Подчиненные, принимая, словно сверхчувствительные антенны, флюиды сурового настроения начальства, тянулись по стойке смирно и преданно ели глазами своего «Зевса-громовержца».

Утренний осмотр тюремных камер выявил грубейшие нарушения правил содержания под стражей для политических заключенных. Мало того, что эсдэки сидели в общей камере с пьяницами и уголовниками, они там находились еще и вдвоем.

— Трофимов, это что еще за бардак?! Почему «политические» в общей камере?

— Осмелюсь доложить, ваше высокоблагородие, местов не хватает. — Не без подобострастия бойко отрапортовал городовой.

— Используй карцер, — мгновенно распорядился пристав третьего участка. Просторечие малограмотного подчиненного вызвало на его лице привычную гримасу.

— Николай Васильевич, там по приказу Фрол Фомича сидит бузотер один со вчерашнего вечеру.

— А сам Канищев где?

— Дык вы сами изволили ему увольнительную на день выписать.

— А, я и правда запамятовал… Так что с тем арестантом?

— Не могу знать. А их благородие Фрол Фомич сказывал, мол, подрался прям на Любинском. Злой до крови. И документов при нём нет.

— Настолько опасен? Буен? Ерунда какая-то. — Отмахнулся Максимов. — Переведи его к прочим арестантам, а в карцер как там его… — Пристав наморщил лоб, припоминая фамилию, заглянул в бумаги и четко распорядился. — Фомина Степана Николаева.