Растроганный Дункан и его спутники попытались найти выживших среди найденных бедолаг. Осматривая последнюю жертву бури, Дункан вдруг проронил:
— Эй, сюда! Здесь есть выживший! Он еще падает признаки жизни!
— Воды… — прошептал чуть слышно чудом спасшийся на арабском.
Дункану не нужно было гадать чего он просит, жалкий вид иссушенного до полусмерти зноем аравийца пугал и говорил лучше всяких слов. Поэтому Маккоул поспешил напоить страждущего из своего запаса.
— Не спеши, смочи ему для начала губы, — предостерёг искушённый Зафар Дункана, — неумеренное в таких случаях количество воды убьёт его быстрее любой жажды.
Полуживого торговца мужчины взяли с собой в путь. Надежды на то, что он доживёт до следующего полуденного солнца, не было, но и оставлять его — означало проявить чудовищную бесчеловечность. Вечером того же дня на привале, пока все радовались виду заходящего дневного светила и готовились двигаться дальше, пользуясь наступлением желанной прохлады, Дункан заметил, что потерпевший стал закашливаться с удвоенной силой. Буря сделала свое дело — всепроникающая пыль её спокойно осела в дыхательных путях несчастного. Маккоул подошел к мучившемуся с целью предложить ему сделать глоток воды или помочь поменять положение, чтобы уменьшить удушливый кашель. Но торговец, словно из последних сил схватил его за руку и стал что-то тарабанить на своём арабском, одновременно второй рукой цепляясь за висевший талисман на своей груди.
— Зафар, что он говорит? — окликнул Дункан нового друга.
Зафар стоял невдалеке и прекрасно расслышал лепет мученика.
— Возможно, предсмертная агония… Говорит о дочери Лейле, бедуинской свадьбе, обычае «махр», похищении, — коротко пояснил Зафар.
— Что за обычай?
— Древняя традиция бедуинских племён. Суть его состоит в том, что перед свадьбой семья жениха выплачивает родителям невесты оговорённую заранее сумму денег, на которую невесте покупаются ювелирные украшения.
Пока Зафар объяснял в двух словах услышанное, он сам присел на присядки к успокоившемуся на время от удушливого недуга торговцу и задал ему несколько вопросов на своем языке. Торговец отвечал из последних сил. Он попытался снять с шеи свой талисман, чтобы, вероятно, передать его Зафару, но не смог сделать этого самостоятельно. Зафар снисходительно помог. Он последним сказал что-то испускающему свой дух несчастному, минута — и одним движеньем были закрыты в последний раз уже неподвижные веки только что умершего. Вдруг Зафар припал на колени, чтобы совершить, воздавая почести Аллаху, часть необходимого в этот момент ритуала, который сопроводил песнопением и крайней фразой: