Но должен же кто-то заметить мою пропажу, поднять шумиху… А кто, Даш? Кто?..
Электрички ходили довольно часто, но не настолько близко, чтобы из них можно было заметить меня. Судя по звуку, скорости они не сбрасывали, значит до платформы отсюда далеко. Между электричками наступала тишина, и слышны были сирены скорой помощи и тявканье собак. Точно не тех, по вине которых я оказалась в запертой квартире разрушенного дома. Это были собаки, чинно гуляющие по дорожкам лесопарка со своими разумными хозяевами, которым никогда и в голову не придёт заглянуть в заброшенный квартал и услышать мои крики. Мимо этих собак сейчас наверняка пробегают спортсмены в наушниках и проходят глухие пенсионеры. А уж от молодых матерей тем более нечего ждать, у них слух настроен только на попукивания внутри коляски. От понимания своего безвыходного положения я снова заорала. Вернее, решила заорать. Открыла рот, напрягла связки, а звука не услышала. Вот и всё. Последний инструмент для возможного спасения, мой голос, был сорван утренним воплем, и исчез. Всё одно к одному. Как назло. Что ж за наказание такое? За что, блин? Разозлившись на себя же, я пошла ко входной двери, оставив дверь на улицу открытой. В коридоре стало светлее, но света на ситуацию с ручкой не пролилось. Её по-прежнему не было. Вероятнее всего, когда-то она тут была, но потом выломалась или была удалена специально, я не знаю. Наверное, если бы у меня был нож, я могла бы расковырять тут до механизма и попытаться сдвинуть его. Но ножа у меня всё равно не было.
В кострище на полу я нашла косточки мелкого животного или голубя. От одного вида меня затошнило. Так как спазмам не удалось извлечь ничего из моего желудка, я поняла, что не ела и не пила очень давно. С тех пор, как вышла вчера на эту чёртову пробежку. Ни ножа, ни спичек, ни еды в комнате не нашлось. Ничего, что могло бы мне помочь.
Вода в дедовской банке совершенно не внушала доверия, но очень хотелось помыть руки и лицо. Поэтому я пошла на свой воображаемый балкон, долго принюхивалась к жидкости, полила сначала на руки, потом умылась. Пить очень хотелось, но я не решилась. “Балкон” пришлось использовать ещё и как туалет.
Какие ещё шансы на спасение у меня есть? Если сюда забежит какая-нибудь другая дура, чтобы сфотографировать старые бараки, главное ее не пропустить. В конце концов, в лесу всё растаяло, самое время гулять и бегать. Уж если даже я первый раз в жизни побежала, то заядлым спортсменами сам бог велел, как говорится. Ау, бог! Повели им меня найти!
Родители так обиделись, что я от них уехала, что вряд ли позвонят раньше нового года, когда не получат открытки. Светка тем более не станет искать, сидит там в своём Звенигороде и не хочет ничего менять. Ей легче жаловаться на жизнь, работать на почте и напиваться по субботам. Когда я сказала, что сняла квартиру в Москве и поеду искать работу, Светка аж позеленела. Отговаривать стала, ну как же я там одна буду. На самом деле, конечно, позавидовала. Месяца четыре уже не звонит, не пишет, но вижу, что смотрит мои сторис. Когда узнает, что я вот при таких обстоятельствах загнулась в Москве, наверняка скажет “а я же говорила”… Вот квартирная хозяйка – точно хватится меня в начале следующего месяца, когда придёт время платить. Это значит, недели через две. Пока решит пойти в милицию, пока объявят в розыск… Ещё месяц… Нет, не продержусь. А может и в милицию не пойдёт, просто вынесет мои шмотки на помойку и пересдаст квартиру. Мало ли желающих на такую дыру за восемь тысяч… Убитая однушка без мебели совсем. Хорошо хоть плита есть и ванная. Холодильника даже нет. Блин, я ведь там на столе оставила курицу… Скоро протухнет и начнёт вонять… Может, соседи почувствуют и вскроют квартиру пораньше, чем через месяц…