– Сегодня утром дед умер. А я всю смену только и думал про девочку в закрытом доме. Узнал, откуда деда привезли к нам, посмотрел по карте, что там рядом. Подумал, что милиция вряд ли такому поверит, и после работы пошёл сам. Дальше ты знаешь, Даш. Ты ведь Даша, я правильно расслышал? А я Саша. Теперь твоя очередь рассказывать, как ты там оказалась. – Мне стало очень жаль, что я не смогу больше увидеть этого деда, чтобы поговорить обо всём и поблагодарить, получается. – К сожалению, имя деда мы так и не узнали…
– Пчелинцев он! Геннадий Иванович! Из деревни Обухово! – возбужденно зашептала я, подняла с пола пальто, достала из кармана свернутую в трубочку и тетрадь и протянула Саше. – Вот!
Из приёмного меня повели по каким-то кабинетам, что-то спрашивали, что-то высматривали у меня внутри и снаружи, постукивали, прощупывали… Похоже, что дали что-то успокоительное, потому что мне стало очень хорошо. Потом привели палату и сказали, что нужно понаблюдать за мной пару дней. Я была не против. Чистое постельное бельё и стакан компота на тумбочке манили сильнее, чем протухшая курица в съёмной квартире. Я легла.
Через несколько минут вошёл смеющийся Саша с дедовской тетрадкой в руке.
– Ты уж извини, я до конца прочитал. Что ж ты сразу не сказала, что давно следишь за мной? Бывают же такие совпадения…
Я покраснела.
– А почему ты с марта по декабрь в шортах? Морж, что ли?
– Да я просто в прошлом ноябре новую татуху набил на лодыжке, глупо было сразу прятать её под штанами.
Он повернулся боком и продемонстрировал на ноге значок голливудского Супермена.
Золотое руно материнства
В послеродовом отделении на утренний укол выстраивается очередь из казённых бесформенных ситцев. Они измяты и окровавлены в неравной битве природы и медицины.
Напротив сестринского кабинета открыта дверь в палату. С ближней кровати свисает толстая
чёрная коса Айнуры. Она смотрит в окно. После тяжёлой ночи в родильном зале шевелиться совсем нет сил. Всё, что ниже талии, ощущается как одна огромная рана. Губы засохли и потрескались от того, что рот несколько часов подряд был открыт для крика. Соседки по палате, разродившиеся днём раньше, до сих пор щедро рассказывают интимные подробности подругам и родственникам по телефону. Всё, что может вспомнить Айнура – как
ей показывают синюшного орущего младенца, и тут же забирают.
Айнура просыпается от громкого голоса нянечки, развозящей детей на кормление. Соседки по палате тянут руки к одинаковым свёрткам. Айнура пытается подняться, но сидеть очень больно, она поворачивается на бок. Взволнованно подглядывает, как женщины прилаживают к открытым грудям маленькие сморщенные мордочки, подслушивает, какие слова используют русские в таких случаях. В коридоре слышны шаги, сердце Айнуры