Катя кашлянула, желая начать занятие. Валентина Сергеевна ничего не ответила ей, и даже не подняла глаза, дабы увидеть ученицу. Валентина продолжала что-то писать на дипломе Барби (Катя так и не смогла понять, что она там так долго расписывает) и даже не обращала внимания на Катерину. Наконец, когда злость уже достигла своего предела, девушка строго промолвила, не волнуясь и не дрожа:
– Извините, но у нас должен был быть урок?! Или же Вы занимаетесь чем-то более важным, Валентина Сергеевна?!
Только тогда женщина подняла глаза на Катьку и оглядела её. Девушка попыталась одеться по форме, про которую ранее сказала Валентина, когда они знакомились, поэтому не понимала, что та так долго рассматривает.
– Я готова с тобой заниматься.– наконец молвила Валентина, остановив свой взгляд на лице Кати.
Валентина Сергеевна села за пианино и начала играть уже давно знакомую Кате песню, которая распевала голос Катерины. Ей повезло. Та песня, или, правильнее было бы сказать, мелодия, была Катьке знакома. Девушка пела её с первого класса по окончание музыкальной школы, а теперь должна была петь и в училище. Валентина играла великое множество всяких разных мелодий, но их, каждую, знала Катерина. Знала, что за чем поётся. Победа в том занятии была за Катериной, по крайней мере, так думала сама Катя, видя на настенных часах, что уже половина занятий была позади, и Катька могла осознать, что немного потрудившись, девушка не получит ни только не мокрое, а сухое платье, но и ещё и возможную похвалу. Катерина правильно пела каждую ноту, по крайней мере, она пыталась сделать именно так. Но вот что у неё выходило- это был совершенно другой вопрос. Валентина Сергеевна девушку не поправляла, лишь только иногда хмурила брови, а сама Катя не могла понять, как она поёт. И Катерина очень сильно волновалась, потому что не знала, как она поёт и не могла в своём голосе ничего подправить и изменить, по крайней мере, даже попытаться сделать этого.
Вскоре Валентина закончила играть на фортепиано и встала рядом с Катей. Та скрутила пальцы от волнения, ведь точный текст всех сорока девяти песен она на знала, хоть и учила тексты их всю прошедшую ночь. Взяв папку со стула, Валентина кинула её в руки Катерины и вновь села за фортепиано, а ладони Катерины вскоре задрожали. А дрожь была в них потому, что руки эти не могли выдержать такую тяжёлую ношу, как папку, что состояла из сорока девяти нот, а каждые ноты разных песен весили не мало, а даже напротив, достаточно много. Катьке было тяжело, а Валентина даже не обращала на неё внимания. Слёзы, естественно, лились по щекам девушки, смешавшись с холодным потом, что тёк с её лба. Девушка мысленно ругалась всеми возможными плохими словами, такими, какие она только знала. Но вскоре ругаться девушке уже не было смысла, ведь Валентина Сергеевна забрала у Катьки папку и усадила дрожащую ученицу на рядом стоящий стул. И лишь после этого Катя открыла глаза, все наполненные слезами, глаза, которые до того момента Катерина держала закрытыми. Всё вокруг расплывалось, а руки не прекращали дрожать, хотя уже с минуту они были освобождены от тяжёлой ноши. Катька вновь прикрыла глаза, но не успела она немного хоть расслабиться, как услышала строгий и давящий на уши голос Валентины: