Пока он засыпал, она пряталась от церковнослужителя. Мужчина, облачённый в подрясник, устремлял взор к солее. Чтобы её не обнаружили и не сделали замечания по поводу внешнего вида, прихожанка шмыгнула к узкой винтовой лестнице. Спускаясь, грустно улыбалась. Символично.
Подвальное помещение по планировке дублировало главный зал. Но не было здесь ни царских врат, ни фресок, ни узких арочных окон. Только на голых каменных стенах по периметру висели иконы. Пред некоторыми – кадило. Несмотря на поздний час, на каждом хотя бы по одной горящей свече. Зажжённые кем-то, они прогоняли кромешный мрак, но не холод. Золотые элементы рам отражали капельки пламени. Нимбы светились, как настоящие. Ко всему прочему приложил руку сумрак. Алые одежды святых окрасились в винный, зелёные стали смоляными. Лица укрывала полутень.
Подвал был очищен и отремонтирован в годы эпидемии, чтобы расширить площадь храма, а с ней и социальную дистанцию. Сохранили, как есть. И хорошо. Мама и брат не были набожными людьми. Могли зваться разве что пасхальниками, и то ходили освятить кулич, если лень не задавит. Накануне каждого такого похода в храм голос души обещал Вини очищение, обращение к Святому Духу. А в эти редкие визиты она, переступив порог, будто садилась «на ковёр», как в том фразеологизме. В своей тарелке, где ей не было места. Причина не в людности – в ней одной. Окружение и атмосфера места так не походили на мир за этими стенами. Избавление от духовного разлада возможно лишь в случае неоспоримого примыкания к одной из сторон. Вини знала – это не её путь. Что ей по долгу сердца вечность искать компромисс. Пусть земные страсти, как и у большинства, перевешивали, она возвращалась просить прощения. Молитвы получались нескладными. Образа смотрели с осуждением.
Подвал напоминал временную постройку, отчего больше, чем церковь из детства, походил на жестокую действительность. Не давило величие убранства. Но черты ликов так и не смягчились. Проснулся «внутренний ребёнок», оживляющий всё подряд, вкладывающий тайный замысел в качание ветви на сильном ветру, различающий музыку в цокоте часового механизма. Нехорошо сесть прямо на пол, возле иконы Николая Чудотворца. Предпочесть юбке – джинсы, не покрыть голову платком. Смотреть так, будто задала вопрос, на который ей непременно должны ответить. В самом деле, как депрессивный подросток. И снаружи, и внутри. Осталось только осквернить свято место венозной кровью.
Но во взгляде Вини крылся не вопрос – просьба не обижаться. К кому? К чему? Да ко всем и всему, кто хоть в теории того заслуживал. Ведь сейчас, после бессмысленной беготни и приступов истерики, к ней, наконец, пришёл покой. Не страшно. Не плохо. В подвале храма она как никогда чувствовала себя уместно. Будто весь её жизненный путь, все пятьсот сорок три года прошли для того, чтобы накануне прийти сюда. Домой. И суровые взгляды святых, как у мамы, на самом деле демонстрируют неравнодушие. Любовь. И сырой стылый воздух как формалин с привкусом медового воска.