Копатель добавил последние штрихи – смахнул песчинки с пластиковых листьев ландышей, украшавших подножие надгробного камня. Недолго думая, зачем-то зажёг затухшую ветром свечу.
– Шагать можешь? – озаботился он, ставя супругу на ноги.
Босая ступня подвернулась. Раздражённо рыкнув, тот закинул Вини на плечо. Девушкам нравится кататься на мужчинах, но лично он это очень не любил. Только если страшно хотел сделать приятное очередной красотке. Сейчас же и она не красотка, и он утомился страшно. Однако волочить её по земле было бы некультурно. Хотя, кажется, согласна и на это. Овощная.
«Нет, Вини. Я знаю, что это по-прежнему ты. Наказывай меня, сколько хочешь, но обманщика не проведёшь».
Мужественно сдерживая стоны, Богат доковылял до Угунди, припаркованного на пригорке за забором. Пока укладывал Вини на пассажирское, со всего маху шарахнул её затылком по раме дверного проёма. Просил прощения, прощупывая грязную голову на предмет повреждений. А она только насупилась, будто её спящую пальцем в щёку ткнули. Сердце его ощутимо кольнуло. Опоздал с извинениями.
Завёл мотор, пробежал пальцами по приборной панели. Тронулись. Покосился на жену, ожидая реакции на то, что он, бесправный, за рулём. Точно тряпичная кукла, та только голову склонила на бок. Ветер из открытого окна трепал локоны-нитки. Приподняла руку.
– А-а.
– Пить?
Внедорожник подпрыгивал на ухабах просёлочной дороги, оставляя за собой шлейф пыли. Одной рукой водитель поил супругу из бутылки, считаясь с её слабостью. И не скажешь, что недавно чуть не удушила.
Брызги летели во все стороны. Потоки воды, бегущие по подбородку и шее, питали кровавые разводы. Зашлась кашлем. Смоченное горло не саднит – дышать хорошо. Как картинка на экране за лобовым стеклом сменялись бесхозные поля и деревеньки на горизонте. Ненастоящее. В любой момент отрубит питание и не будет кино.
– С… ко… льй-ка? – кое-как выговорила Вини. Что гравий пересыпается.
Встретив тёмный взгляд исподлобья, Богат вернул внимание на дорогу. Это её интересует в первую очередь? Не «как?», не «за что?», а «сколько?». Всё бы отдал за то, чтобы оказаться сейчас в чьей угодно шкуре, только б не в своей. Отвёл глаза.
– Девять. – Через минуту уточнил, добавив голосу истерические нотки. – Тебя не было девять дней.
Как грамотно сформулировал. Будто это её выбор, а не он облажался. Но Вини не вспыхнула. Смиренно прикрыла веки.
Давным-давно на девятый день, как и на сороковой, устраивались поминальные обеды по усопшему. Традиции канули в лету по понятной причине. Церковь никогда не одобряла самоубийство, а единственный теперь возможный уход из жизни (не считая заказного убийства) иначе назвать нельзя. Оттого батюшки теперь трудятся исключительно для живых. Оттого и поминки как-то забылись. Подобное вносит смуту и внимает гостям неудобство. Ибо косвенно причастны к большому греху.