- Ты о чём, дядюшка...
- Ты мне дурочку из себя не строй. А то не вижу, можно подумать, что влюбилась по уши. Что, скажешь, в конюха чи в егеря? Не надо мне только голову дурить. На мужа дамочки, значит, губы раскатала.
Я хотела возразить, что не на мужа, а на жениха, но решила, что хрен редьки не слаще и потому промолчала, закусив губу.
Поработать над обновками для мелких так и не вышло. Времени не хватило. Меня дядюшка к речке Дымке проводил и там я, обернувшись речной выдрой, ихшана наловила полный кузовок. Хотела до дому помочь донести, да дядюшка не позволил, отправил обратно, в замок.
- Беги, егоза. Не зли дамочку. Лучше ещё другой раз придёшь.
Порывисто обняла старого ведуна. Он сдержанно похлопал меня по спине.
- Дядюшка, а что Русальник? Неужто раньше на этом круге расцвёл?
Дядюшка посмотрел на меня с сомнением.
- Дети из Нижних Погребцов, говорят, пропали, - пояснила я. Девчонка в замке сказала, что Русальник видели...
Ведун нахмурился.
- Девчонка, говоришь.
- Насья и Ивашка, кажется, - вспомнила я.
Ведун отмахнулся.
- Дома они, - как-то сухо сказал он. - И до Русальника ещё две седмицы. Наслушаешься тоже. Ты лучше скажи, что за девка такая, что ты никак о ней думать не перестаёшь?
В этом весь дядюшка. Пока не выяснит, что грузом на сердце лежит, не отпустит. Запираться бесполезно, умалчивать - тем более.
Пришлось признаваться. Каяться.
Как Марыську в коридоре нашла, как вид её хворый не понравился. Ну и как нарушила главный наказ дядюшки: силой поделилась.
- Пусть хоть небо на землю обрушится, поняла? - наставлял он меня, совсем ещё кроху. -Пусть солнце на западе встанет и на востоке сядет. Ни одна живая душа знать не должна, что ты силой делиться можешь, ясно тебе? Ни одна. Пусть хоть серая хворь вокруг бушует, народ сотнями косит, хоть ураган, хоть землетрясение, Йен. Ни одна душа.
Конечно, я обещала. Я вообще редко дядюшку ослушивалась. По-хорошему - всего однажды, когда, несмотря на его запрет, за Дианой ушла... Но проходило сколько-то времени и разговор этот повторялся. Снова и снова.
- Не нравится мне сила твоя, - говорил дядюшка. - Не сама сила, конечно, то дар бесценный, миру нашему неведомый, а то, как ты ей делишься. Слишком уж мощный поток, девочка, слишком. Обещай, что никто об этом не узнает.
- Обещаю.
- Пред Вещуньей поклянись! - настаивал дядюшка.
Делать было нечего. Приходилось клясться.
... - Девушка была в беспамятстве, - завершила я краткий пересказ событий в коридоре замка. - Вокруг никого. Я должна была так поступить, ей, правда, плохо было.