— Я верю тебе, Макс. Раньше я думала, что ты искусный манипулятор, легко проникаешь в доверие к людям, вертишь ими, как хочешь. Но это не так. В тебе нет фальши, и я этому рада. — (Рада? Нет, я не испытываю ничего подобного. Это лишь фигура речи, которая вырвалась из уст совершенно случайно.) — Но… скажи, ты всё еще разбиваешь девичьи сердца?
Макс ничуть не обиделся.
— Алекс, это в прошлом, — уверяет он, глядя прямо мне в глаза. Жест, призванный вызвать доверие. И я верю.
— Хорошо, — тихо роняю я. — Я надеюсь, ты найдешь ту самую. Свою. Если ты понимаешь, о чем я.
А вот сейчас он не выдерживает и отводит взгляд в сторону.
— Может быть, когда-нибудь, — неопределенно и туманно. Однако я понимаю, эти слова дались ему с трудом.
— Как там София? Не потеряла меня? — резко меняю я тему и встаю, разминаю затекшие ноги.
— Минут пятнадцать назад искала тебя, но ее снова отвлекли. — Поднимается вместе со мной. — Там очередь на кафедре образовалась километровая, — весело шутит он, улыбается.
Через две минуты мы уже стоим с Максом на кафедре и помогаем Софии выдавать читателям книги. В принципе мой день в таком темпе и проходит. София в какой-то момент порывается начать серьезный разговор с Максом, но взглядом и легким качанием головы я даю ей понять, что не стоит этого делать. Он уже изменился, он поумнел, он осознал все свои ошибки…
— Алекс, милая, — окликает меня мама за ужином. Я слегка задумалась, застыла, упершись невидящим взглядом в салатные листья и маленькие помидоры черри, неподвижно покоящиеся на моей тарелке уже минут как десять, и потому не сразу отреагировала на ее зов.
— Да? — вяло отзываюсь я.
— Как ты себя чувствуешь? — взволнованно спрашивает она. К вечеру у меня начали проявляться симптомы апатии, и, думаю, мама это заметила. Умираю, ничего не могу с собой поделать. Абсолютное нежелание совершать даже незначительные движения.
— Я устала, — отвечаю тихим, безжизненным голосом.
— Хорошо, тогда иди приляг, — заботливо предлагает мама, в глазах блестит тревога.
— Нет, я… не доела, — сбивчиво говорю я и возобновляю процесс трапезы. Медленно орудую челюстью, жую помидоры.
Прочистив горло как-то слишком громко, мать неожиданно с улыбкой сообщает:
— Послезавтра приезжает Лена. Она останется на некоторое время у нас. Думаю приготовить ей комнату твоего отца, ты же не против?
— Лена? — Мой мозг заторможен, и я не… не понимаю. — Вы помирились?
— А мы и не ссорились, — улыбается она.
А крики и обвинения в адрес Лены в прошлый ее приезд, видимо, мне примерещились.
— Знаешь, я всё же пойду, — тихо шепчу я, словно бы даже говорить — для меня в тягость. Какая-то пустота в душе дикая обосновалась.