И я, разумеется, даже не представляю, чем целыми днями занят мой бывший: в особняке ли сидит, в салу ли гуляет… А может, где-то в городе зависает? Интересно, с кем? А нет-нет, не интересно… Вот сейчас я задумалась: по-прежнему ли в его жизни присутствует эта хитрая змея по имени Вероника? Нет, это не ревность. Ни в коем случае. Просто… закономерный вопрос. Если он утверждает, что любит меня, и по этой же якобы причине поселился в моем доме, тогда этой гадюки не должно мелькать в его поле зрении, верно? А ведь иначе — на что он рассчитывает?! Что можно любить обеих сразу?! Быть днем с одной, а вечером возвращаться в дом к другой?!
Да, я не верю ему, нисколько не доверяю. Он меня бросил, и если я сдамся ему во второй раз — чего, конечно же, не будет никогда! — где гарантии, что он не бросит меня снова? А его словам о любви я, как утверждала не раз, не верю, хоть миллион раз их услышу из его уст… И вообще мне плевать на него!
Черт, откуда во мне эта всепоглощающая злость взялась? Нормально же сидела, спокойно читала статью. Что, черт возьми, со мной опять не так?!
— Алекс, дорогая, что с твоим лицом? — скосив на меня острый взгляд, спрашивает вдруг дед. — Ты решила заняться гимнастикой лица? Твоя мимика меняется с немыслимой скоростью.
— Ага, гимнастикой лица, — соглашаюсь я, закатывая глаза.
— А если серьезно, что ты там такого эмоционального вычитала? На твоем лице то штиль, то буря. Что тебя так разозлило, сокровище мое? — со смешком вопрошает он, отложив свой том.
— Не понравилась одна мысль. — Я выключаю ноут, захлопнув две действующие вкладки. В одной была статья, в другой — дневник номер два. Да-да, я снова пишу. Буквально вот вчера и начала. Слишком подозрительно насыщенной стала моя жизнь в последнее время, и было бы преступлением о ней не писать.
— По твоему лицу, я могу смело утверждать, что недостойных мыслей там было куда больше, чем одна, — проницательно замечает он, скручивая усы в пальцах.
Кладу компьютер на "медвежий" стол, встаю с кресла.
— И не говори. Сплошь вопиющая чепуха и глупость, перемежающаяся с откровенной человеческой тупостью, — с притворством заверяю я, подходя к небольшому узкому стеклянному шкафу, новому элементу интерьера в кабинете. — Отличное решение — поместить все драгоценное и древнее за стеклом. Всегда на виду. Чисто и стерильно. Смотри и радуйся.
Дед подходит сзади и становится чуть сбоку, за моим плечом.
— Пришлось купить, нужно же было куда-то поместить мою новообретенную рукопись. — Он смотрит на центральную косую полку-подставку, в которой сосредоточено упомянутая стопка старой расписанной чернилами бумаги.