Мужик ужом проскользнул в дверь дома. А бабка развернулась ко мне…
— Спасибо, — поблагодарила я ее за помощь.
— Я те щас покажу спасибо! — гаркнула она злобно и замахнулась лопатой теперь на меня, — пошла вон, подстилка ургородская! Ходит тут, дрянь голоногая, мужиков приличных соблазняет! Пошла! — замахнулась она снова, — а то огрею щас, не посмотрю, что с дитем!
Я шарахнулась в сторону и побежала не разбирая дороги. Слезы душили меня, но я не хотела рыдать на виду у этих грязных и вонючих людей. Здесь нельзя показывать свою слабость. Я петляла по закоулкам, протискивалась в узкие щели между домами, меня гнал страх, что толстая бабища с лопатой сейчас догонит меня. Не она, так другие, похожие на нее как две капли воды.
Нырнув в очередную подворотню, я оказалась в небольшом, в полтора квадратных метра тупичке. Здесь было тихо и как-то спокойно. Большой деревянный ящик загораживал вход, оставляя узкий лаз на улицу. Не знаю, как я заметила его и смогла проскользнуть в крошечную дыру.
Крыши двух соседних домов смыкались, накрывая крошечный пятачок целиком. Только в одном месте было видно быстро темнеющее вечернее небо. Сюда почти не попадал свет, но и дождь тоже. Твердая, сухая, потрескавшаяся земля под ногами подтверждала мою догадку.
Я плюхнулась прямо на землю, прижалась спиной к деревянной стене дома и дала волю слезам.
Все оказалось совсем не так, как я представляла. Все оказалось гораздо сложнее. Здесь, в трущобах, как и в подземных пещерах, легче всего было умереть, чем выжить. Легче было сдаться, чем продолжать бороться. Легче было реветь, чем взять себя в руки и идти дальше. А моя клятва вдруг показалась мне такой смешной и детской.
— Мам, — жалобный голосок сына отвлек меня от жалости к самой себе. — Я хочу есть…
Я вытерла слезы рукавом. Громко, не по королевски высморкалась в подол платья.
— Да, сынок. Сейчас. Давай посмотрим, что у нас с тобой есть…
Через пять минут мы уже жевали бутерброд дядьки Кирка, оставшийся с обеда, запивая водой из фляжки и закусывая вялыми стебельками сныти, которую я набрала впрок еще в лесу. А я думала, что делать дальше. Мне нужны были деньги, чтобы выбраться из этой клоаки.
— Вкусно, — грустно улыбнулся мой мальчик, проглотив все до последней крошки.
— Вкусно, — согласилась я и улыбнулась, погладив его по грязной вихрастой голове. — Малыш, мне нужно уйти. Ты посидишь здесь один? Тихо-тихо, как маленькая мышка. Хорошо?
— А ты куда? — глаза ребенка наполнились слезами. И он хрипло спросил, — мама, ты же меня не бросишь?
— Никогда, — мотнула я головой и обняла мальчишку, — ты же моя семья… кроме тебя у меня никого больше нет…