И в этот же момент Корявый, выпивший свою долю раньше, ласково осведомился:
– Федотку Тёмного не знаешь ли?
Петька от неожиданности поперхнулся и залился лающим кашлем. На глаза выступили слёзы, он задыхался и никак не мог остановиться. Заботливый Левон подсунул ему воды. Пётр осушил кружку большими глотками и, отдыхиваясь, утёр слёзы.
– Вижу, что знаешь, – усмехнулся Корявый. – Дурной был мужик, мутный. Тянуло его помучить, снасильничать кого-нить. Тебя вот хотел извести… Базарил, ты сдал его… Правда, ай нет?
Петька покрасневшими глазами посмотрел на Корявого:
– Что-то я, Егор Матвеич, не уразумею: то ли кончить меня хочешь, то ли чего другое удумал! Душегуб был твой Тёмный! Вздумал девку зазря погубить, потому как отец её – прокурор и на каторгу его упёк! А я не дал!
Внимательные тёмные глаза мужика ощупывали лицо Петьки.
– Вижу, не врёшь… Лиходей был Федотка, лиходей… Ай ты андел какой?
– Я не ангел, – тихо сказал Пётр, но тут же вскинулся. – Но и не убивал никого! Можешь и кончить меня тут же, только я поступил по совести!
– Остынь, Везунчик, остынь! – похлопал его по плечу Корявый.– Нет боле Тёмного: повесили его за шею до самой смерти! Теперь в аду отчёт даёт… Помянем его душу…
Петьке вновь налили водки.
– Не буду! Туда ему и дорога! – дерзко сказал он.
– А ты не только Везунчик, но и отчаянный! – в голосе мужика послышалось одобрение. – И меня не боишься?
– Что мне тебя бояться? Ты мне вон сколь помогал с кирпичами, – Петька улыбнулся. – Ты, видать, мужик справедливый! А смерти… Её всё едино не миновать!
– Верно говоришь! – Корявый бросил водку в рот. – Так бежать думаешь ли, нет?
Долго они разговаривали. Корявый сотоварищи готовили побег давно: им всем присудили пожизненное, так что терять им было нечего. Не то Петька! По сравнению с ними, ему оставалось сидеть всего ничего, но он знал, что больше тут не выдержит.
– Моченьки у меня нет! – сказал он Корявому. – Душа горит! Ежели я здесь останусь – сотворю чего-нибудь! А на воле найду, где отлежаться!
– Ну, лады, – Корявый медленно встал. – Иди спать, Везунчик, и жди. Делать тебе нечего – только ждать.
Потихоньку приближалось лето; Петька продолжал работать на подноске кирпичей и не переставая думал думу о побеге. Хоть он сгоряча и ляпнул Саньке, что готов подорвать немедля, он понятия не имел, как это сделать. Пусть острог и стоял на краю крепости, у самого крепостного вала, но сам вал был огромным, по нему и днём и ночью расхаживали часовые с ружьями. Острожный двор был обнесён высоким забором из цельных брёвен, в одной стороне которого помещались тяжёлые ворота, всегда запертые и тоже охраняемые караульными. Ворота эти открывались только для выпуска арестантов на работу. Каждая казарма после вечерней поверки закрывалась на всю ночь. Сбежать было нельзя никак! Удобней всего, как Пётр понимал задним умом, было ускользнуть на этапе, но переводить его никуда не собирались, и Петька таскал и таскал кирпичи, радуясь, что мышцы наливаются силой и здоровьем.