– Чаю не хочешь ли, Пётр Иванов? – предложила она.
– Не откажусь, Лизавета Александровна, готов самолично поставить самовар!
Лиза рассмеялась, и ощущение неловкости пропало бесследно.
Позднее, наблюдая, как он ловко управляется с чашками тончайшего китайского фарфора, Лиза вспомнила о представлении, которое он разыграл в прошлый раз.
– Признайся, Пётр, ты посмеялся надо мной тогда? Представляя неотёсанного парня? Так ведь?
– Был такой грех! – улыбнулся он – Так мне надо было втереться в доверие, чтоб вы меня в дом пустили, оглядеться позволили.
– А сейчас? Это тоже очередная комедия? – прищурилась Лиза.
– Сейчас – нет! – твёрдо ответил Пётр, не сводя с неё глаз.
Этот его взгляд… Лиза не знала, куда от него деться, он, казалось, всюду неотступно следовал за нею, и это было так приятно и в то же время страшно…
– Лизавета Александровна! – Лиза от неожиданности вздрогнула.
– У вас никак гости? – заспанная фигура Матвея показалась в дверях.
– Матвей! Как ты меня напугал! Это мой знакомый, Пётр…. – она замялась.
– Фёдорович, – с любезной улыбкой подсказал Петька.
– Фёдорович; ты иди, Матвей, почивай спокойно!
Матвей немного потоптался в дверях и ушёл, а Лиза повернулась к своему гостю и опять наткнулась на его взгляд.
– Пейте же чай, Пётр Фёдорович! – она потянулась взять его чашку, но крепкая мужская ладонь перехватила её пальцы на полпути.
– Лизавета Александровна! – прошептал Петька.
Миг – и она оказалась в его объятиях, не понимая, как это случилось. Синие глаза оказались совсем близко, она услышала горячечный стук его сердца.
– Пётр… Фёдорович, что это вы делаете? – шепнула Лиза, чувствуя, как сладко замирает всё внутри.
– Я люблю вас, Лиза! – страстное дыхание обожгло шею, горячие губы накрыли её рот, и… остальное было как во сне. В сладком, тревожном и бесконечном сне…
Потом, когда Петька вспоминал события этой ночи, он удивлялся, как не сошёл с ума от счастья; но в любом случае, он был близок к безумию, потому что забыл о всяческой осторожности и лишь много позже вспомнил, что вроде бы Матвей, разбуженный необычными звуками, заглядывал в залу, но, не сказав ни слова, удалился.
Когда он начал целовать Лизу, ему показалось, что она вот-вот лишится чувств: она вся обмякла в его руках, ослабела, он в страхе уложил её на софу и стал расстёгивать пеньюар, чтобы облегчить ей дыхание, как она с неожиданной силой обхватила его за шею руками и притянула к себе.
Всё было как в дурмане, словно его опоили сон-травой; он любил Лизу снова и снова и никак не мог остановиться, а она с такой же готовностью отвечала ему.