– Художник такой. Придумал вот так рисовать на бумаге, – ответил отец. – Дед Иван тогда служил где-то в той чужбине, а там кто-то из военного начальства распорядился новую технику осваивать – фотографию. Вот деда как отличившегося на несколько дней и приставили к этой компании. Так и вышло. А карточки они эти называли «Дагеры».
В тот же миг девушка радостно вбежала в дом с тем, чтобы выйти из него через какое-то время слегка нарумяненной, в новом, пошитом собственными стараниями платье и с вплетённой в косу яркой красной материей. Старики уже устроились на открытой веранде и выполняли указания художника, настраивающего механизмы фотоаппарата. Для удобства он принес рядом стоящие козлы и, кинув на них деревянный брусок, основательно установил аппарат. Всё это время солдат не переставал поглядывать на Анну, которая с любопытством наблюдала за его движениями. Он смотрел то на её лицо, то на красивое платье, то на волосы, заметил небольшую родинку на шее и видел дышащую молодостью жизнь. Ту самую, которая для него тут же перестанет дышать, как только он ступит за порог этого двора. Взор, мысли, впечатления, как и объектив фотоаппарата, упрутся в бесконечную дорогу, усеянную смертями, которую необходимо преодолевать, любить, которой необходимо восхищаться и запечатлевать для будущего.
Анна наблюдала за происходящим вокруг неё с запрятанным к самому краю сердца чувством ещё не распознанной радости. И почему-то это ощущение непостижимым образом наполняло всё вокруг ещё большим ритмом, теплом и светом. Небольшие, словно просеянные в сите, тучи с белоснежными мучнистыми вкраплениями облаков из раза в раз укрывали солнце. Но ни это, ни какая тревога, ни какая печаль далеких грозовых фронтов не могли озаботить и встревожить девушку. И уже после того, как общая фотография была исполнена, Анна и молодой солдат, нагруженный припасами, оказались за двором и за небольшим садом. Ещё один портрет, еще несколько минут без ощущения времени. Лучи жались к земле и тепло дня начало ощутимо охлаждаться. Фотограф и Анна стояли около небольшого стога соломы и насыпи разрезанных брёвен, за которыми катилось раздуваемое ветром ржаное поле, упиравшееся в изгородь леса из живых, вековых елей. И вот уже был сделан портрет, рассказаны истории из жизни, утихли громкий смех и разговоры. Анну ждали дома для забот по хозяйству, бойца заждался командир, который никогда не узнает про минуты мирной жизни своего фотокора. Солдат поглядел на Анну с доброй улыбкой печали. Он опять вспомнил дорогу. И больше всего в этой наполненной бесконечного странствия в поисках смерти жизни ему захотелось остаться на этом месте. Он желал этого, и вся реальность превращалась для него сначала в воспоминания, а после в мечты. Это мгновение с выдержкой затвора фотоаппарата в доли секунды казалось ему прекрасным финальным кадром всего существования. В этот момент он уже направлялся в сторону леса, периодически оглядываясь. С каждым шагом всё, что при взгляде становилось меньше и меньше за спиной, как будто переставало существовать и становилось безвозвратным прошлым. Он продлевал время безвозвратности, останавливаясь и всматриваясь в ускользающие мечты. И обернувшись в последний раз, он увидел лишь вершину невысокого холма, брёвна и ветви, усыпанные яблоками.