– А давно Ерема ваш колченогий такой, и сыпка вона на ручках, папенька кудой смотрите? – Марфа поставила паренька на ножки, и осмотрела со всех сторон, кинув строгий взор на Степана. – Да як же ш, шо хочешь сделал бы, только б на ноги поставить мальчонку, у него ж акромя меня никого не осталось, всех холера проклятущая унесла. И мамку его, сестрицу мою старшенькую, и мужа ейного, и батьков наших. А то со станицы кличут его баламошка, баламошка. Зовсим насупился малой. Дюже боюсь за него, – Степан взъерошил медные вихры племянника. – А як с крысами да мышами справляетесь? Засилья не було? У вас то на мельницы им раздолье, а руки рабочие одни, аль помощники есть? – ведунья говорила, говорила, будто книгу жизни мельника читала. И про привычки сказала его и про то, что не справляется один совсем, и грызунов этих чем только не травил. Как наслал кто-то. Он застыл посреди каменного свода, Марфа была чарующе красива, как вишня в цвету, ему показалось на миг, что он почувствовал приторный, манящий амброй и медовой ванилью запах, заполонивший всю пещеру. Эти смоляные густые волосы выбивались из косы, и трепыхались на шаловливом ветру, случайно залетающем в пещеру. Васильковые глаза напоминали далёкое иноземное море, которое вот – вот захлестнет его утлое суденышко своими волнами. Пропал ты, Степан, подумал мельник про себя. А еле ворочающимся языком молвил: – Дивчина, милая, а може до мельницы, у меня одежа есть сестринская, може сгодится? И посмотришь мои угодья? – он переминался с ноги на ногу, дед Авил крехал и цокал языком, от чего веселил паренька. Вещий старец сразу почуял один только запах: боли и разбитого сердца. – Диду, я поеду с ними, и вертаюсь скоренько, я знаю, как Еремею помочь. Да, Степан? Доставишь меня назад? – синие глаза девушки потемнели, на миг Степану показалось, что в них он увидел бурлящую реку, вышедшую из берегов и сметающую все на своём пути. – Пока не стемнело, за час доберёмся по воде, медленнее получится, но ты дивчина легкая, справлюсь, – мужчина зарделся и было видно, как под рубахой льняной заиграли мышцы, полные жизни.
– Ужо холодает, сермягу то возьми накинь, и вона тебе платок, одарили меня тем шо было, лепота какая, – Авил, покопавшись в деревянном пузатом и дряхлом сундуке, вытащил шёлковое сокровище в алых цветах с зелеными листьями, а по краям золотом роспись. Марфа ахнула. – Берег, видать, для тебя! Спас женщину дородную, благородную от тяжкой болезни, не хотел брать награды. Померла бы, так она сняла с плеч платок ентот и всучила, мол, вдруг беда случится, тряпка эта цветная целое состояние стоит, из Китая привезенная купцами. ⠀ Марфа растрогалась, щеки побагровели, один Еремей восторженно охал и топал: – Одень тётечка, одень, ты как Лада, – мальчик обнял нежно, с благоговением, Марфу. – Езжайте, камчатной дороги, дети мои! Я дождуся вас к завтрему в своих палатях, – Авил похлопал Степана по спине и наказал: