– Сбереги её, настрадалась девка!
С неожиданной проворностью Ерема залез в лодку и уселся на носу. – Указывай путь, наш капитан!– Степан помог запрыгнуть в плоскодонку Марфе, та еле устояла с непривычки в болтающейся на воде посудине и вцепилась в рукав молодого мужчины. – Эге, держу, держу, она дюже устойчива, даже в большую волну, це Чайка ж, её батя ишо мой срубил, – мельник посадил Марфу на широкой корме, устланной дубленой овечьей шкурой. – Сидай, сударыня, не боись, дно сухое как… мозоли на моих руках. Марфа рассмеялась: – Какое сравнение, вона гля, чайки и те хохочут. ⠀ Степан, зашелся со смеху и принялся раскачивать лодку, упираясь в дно ногами, показывая свою удаль молодецкую. Старик изошелся слюной, пытаясь докричаться: – Ты енто индюк чай, красуется он, вона темнеть скоро будет, плывите или вертайтесь наверх, до утрева. Вода шалости не понимает. Авил отвязал верёвку с деревца, и оттолкнул, что есть мочи, суденышко от берега. ⠀ Марфа закопалась в шкуры, которые отдавали конским салом. Откуда – то с низовья, через горные расщелины, залетел жаркий ветерок- беспризорник, растрепал ее волосы, пустил зыбь по зеленой воде. Степан засучил рукава и взялся за весла: – Ну, с Богом! Заскрипели уключины от натуги, Марфа делала вид, что совершенно равнодушна к Степану. Его природной силе, стати, непосредственности. Будто её не привлекают наливающиеся мышцы на плечах гребца, бронзовая кожа, покрывшаяся испариной и лоснящаяся на солнце. Еремей хихикал, зачерпывая ручкой несущуюся навстречу бурную воду реки. Девушка тоже глянула вниз, дух захватило, вдали вода переливается хризолитом, а вблизи – чернота. Она отпрянула, но любопытство взяло верх. Марфа снова опустила голову, из неожиданно возникшей бурлящей воронки у самого борта лодки, возник туманный ореол, расступился и вместо своего отражения ведунья увидела мужское лицо, до боли, сковывающее внутренности. – Я вспомнила, вспомнила, – она сжала голову руками. Стенька остановил лодку. Марфа рыдала, ласточки сорвались с гнезд наскальных и тревожно кружили над ними, будто предупреждая путников не только о дожде.
– Что вспомнила – то? Загадками гутаришь! – Стенька вгляделся в небо, – К дождю, небо дюже неспокойно, надо б до темна вертаться до мельницы, – молодой человек напыжился и принялся грести с удвоенной силой. Вода под веслом играла перламутром. В закатных лучах брызги мерцали, словно зирки на небе в ясную ночь. ⠀ Только Марфа не замечала резвящихся серебристых карпов, расплескивающих речную гладь. Не замечала она и усиливающегося ветра, что трепал, играючи, её нечесанные, спутанные волосы. Перед глазами стоял вязкий, расплывающийся образ. "Мужчина. Пронзительный волчий взгляд. Не люб он мне. Как же замуж то за него пошла, ненавистный, постылый. Убивец. По што топить меня вздумал? Может, что натворила. Не помню". ⠀ Марфа выцарапывала обрывки воспоминаний в сознании. Мутно все. Только глаза его, хищные, цвета кобылы каурой. "Имя, как его величали?" Девушка раскачивалась из стороны в сторону, не обращая внимания на окрики и возгласы Степана. ⠀ Холод забрался нагло, непрошено под сермягу, промчался мурашками, девушку зазнобило, чем дальше лодка уносила её вниз по течению от Авиловой пещеры. От его тепла. Марфа очнулась. – Долго ещё? – Не, сейчас в протоку вильнем и выйдем к мельнице. Она как раз у порогов. Моя кормилица. Ближе не подойти, чуть пройти придётся. Как сможешь, аль слаба стала? – Смогу. ⠀ Завидев издалека мельничные ворота, мальчонка стал елозить нетерпеливо по плоскодонке. Ветер разбудил деревянные, скрипучие лопасти, будто помощница живая, рада хозяину. Заурчали жернова, вода льётся и топчет, мелет, кромсает зерно. Пахнуло ячменем. Хлебом. Домом. Марфа зажмурилась. В памяти всплыла банька, пучки трав. И тут же потемнело все, завертелось, и эти проклятущие желтые глаза. Лодчонка причалила к пологому бережку. Стенька привязал её бечевкой к колышку, чтоб не унесло рекой. Помог сойти гостье. Та оказалась легче соломинки. Запах женщины скрутил внутренности в жгут. Ком в горле и забытая чувственная дрожь в коленях. Набухшие лопасти лениво крутанулись, солнечные лучи бликами пробежались по молотильной крыше, будто кто с неба сыпанул горсть алмазной пыли, и свет скрылся за горизонтом, утопая в степном ковыле.