Решетчатый железный занавес распахнулся, в камеру ворвался резкий запах хвои и лежалых опилок. Аромат захватил каморку с призрачным желтым светом из плафона над входом. Парни замолчали. Антиквар с видом важного артефакта пронес себя до соседних нар с матрасом. Аккуратно расправил складки сложенного казенного пледа, похожего на мешок из-под картошки. Снял пиджак цвета прибрежного песка Балтийского моря и бережно повесил на самопальный проволочный крючок на стене. И улегся головой на колючий плед, демонстрируя спиной полное отсутствие интереса к сокамерникам, Антиквар через папу минут захрапел. ⠀ Молодые люди молчали, будто завороженные плавными и уверенными в себе движениями соседа. И только посапывание равномерное их вернуло в реальность. – Интересный чувак, – с опаской шепнул Сергей. – Ты, это, не трогай проблему, пока проблема не трогает тебя, – вполголоса прошипел Ларик. – А тебя за что? – 228 шьют, сам дебил, работу нашёл непыльную. Посылку забираешь в условленном месте, в камере хранения в маркете оставляешь. Нормально платили. Ключ пацанве на великах. Они конверт. Такая схема, нормальная. Короче, пасли давно, оказалось. Я им то и не нужен, мне 17. Да ни погонял, ни телефонов, ничего не знаю, все записочки. Когда и какой парень подъедет не знаю. Я после наших разборок ключ где-то просрал. Пошёл искать. А нашёл…, – Антиквар заворочался, повернулся лицом и захрапел будто старая дрель. – Че нашёл? – Гильзы ваши, блин, думал, выброшу, вы ж по-пацански поступили. Пошёл к речке. Семёныч на встречу. Говорит, жена опять домой не пускает. Такая мерзкая баба, лупит его. Куда лупить, там того Семеныча, ты бы видел, от щелобана улетит. А она в зарплату любит, через три дня – пошёл на хрен. Ну, он выпить не дурак, конечно. Но не на улице же жить, хата ведь его. А меня она боится. Я взял двоих своих, ну и пошли. – Че, драться с ней? – Ну, ты лох, конечно, она ж эта, злая мачеха, кореша моего сдала. Он чалится теперь. Лахудра боится его, ну и нас. И мы там зависаем от души. Шалман делаем. Ну ментов кто-то вызвал. А у меня маслята в кармане. И посылочка. – Пипец, ты влип, и что теперь? – А на чёрной скамье, на скамье подсудимых...., – затянул было хрипло, будто из нутра звуки доставал, сосед закашлял, Лар замолк. Усмехнулся и шепнул на ухо: – Радуйся, у тебя новый друг в поряде. – Какой друг?– так же, густым шёпотом, уточнил Сергей. – Я тебя не сдал. И не сдам, выход у меня есть, в армию пойду. Всяк, получше малолетки. Мне через месяц 18. Одену кирзачи и пойду в стройбат. Кореш на зоне порешает. – Че у тебя все друзья только с зоны? – А у бродяги где должны быть друзья? – Ну быть или не быть бродягой решать тебе. – И че, много порешал? Ты ведь тоже здесь сидишь. Так что не умничай, пока не вышел. – Согласен, – Сергей задумался и снова вспомнил отца. – Я считаю, что армия твой выход, я с майором поговорю, у него есть выходы, и вечный там недобор. Это точно знаю. Я б тоже пошёл. Но мать жалко, рыдает: через мой труп. – Дурак ты, с такой подружкой как твоя Танча, ты отсюда вылезать не будешь, я жизнь повидал, возле бабских юбок не трусь. ⠀ Заворочался Антиквар, потянулся. Кряхтя, сел как йог на шконке. Зевнул, обнажив на резце золотую коронку и загундосил: – Командир, ужин когда подадут? ⠀ Парни заржали.