– А ты откуда знаешь, что у него новое имя? – Татьяна пыталась перестроиться тщетно из крайнего правого в левостороннее движение, для разворота. В бассейн все равно опоздали. Девушка была в отчаянии, вновь и вновь набирала мужа, но он был недоступен. А если это и правда Данька?
Пока синяя лада маневрировала, выныривала и снова медленно плыла, подхваченная стихийным, словно селевым, потоком, группа спорящих парней с противоположной стороны исчезла. Мама Таня горько сожалела, что ничего не может изменить, исправить в судьбе Дани. Малыш родился в тюрьме. Мама его наркоманка со стажем, когда продала все в квартире сожителя, в том числе и старшую сестру Дани, её поймали. Статья 228 и торговля людьми. Выяснилось, что двоих детей до этого она выкрала из колясок у ловящих ворон мамаш, и тоже продала. Сквозь чёрную решётку Даня увидел солнечный свет, колючая проволока по периметру олицетворяла его дом. В детском доме атмосфера была не лучше. Данька проявлял себя как агрессивный мальчик, склонный к насилию, воровству, обману. Так было написано в его характеристике. А его маниакальное желание найти мать и доказать всему миру, что она не такая, как о ней говорят. Она хорошая, просто запуталась, обманули, предали, отобрали у неё сыночка.
И сбежал снова из-за ссоры с отцом, которого называл принципиально по имени. После того, как на день рождения Дане подарили сотовый, мужа Татьяны парнишка стал величать «Пахан». Сергея забавляло даже это негласное сопротивление правилам. Точнее, для Даньки вообще не было никаких правил, кроме его собственных. Татьяна и полюбила мужа за его бесконечное терпение, умение слышать, даже когда она молчит, быть рядом- когда она, уставшая, замотанная, гонит его. Поэтому Сергей айтишник, только такой человек, со стальными нервами, железобетонной выдержкой и гранитной пятой точкой, может высиживать часами у компьютера. Вглядываться, щурясь, в светящийся и экран и крохотные циферки, и буковки, которые бегущей строкой складывались в вязь. Одному ему понятную. Девушка и представить себе не могла ситуацию, в которой супруг поднимет голос. Не то, чтобы орать. Но Даня старательно выводил из себя «Пахана». Тот скандал в ночи отца и приемного сына она и хотела бы забыть. Те Данькины, колкие фразы, отзывались в сердце фантомной болью снова и снова. Ей было стыдно, когда на утро не обнаружила сына дома, стыдно за свои гнусные мысли: «Хоть бы он и не возвращался». Стыдно за вздох облегчения- минутную слабость, мерзко на душе за липкий, подкрадывающийся страх, что не сдюжит, не выдержит, не полюбит и не примет этого недолюбленного, несчастного Даню.