Я заметил, что начал оправдываться сам перед собой за то, что пошел к купцу в услужение, да еще наймитом - охранять его особу! Однако, я тотчас оборвал такие мысли: это вынужденная мера. В самом деле: кто виноват, что одни рождаются с деньгами, а другие - нет?..
Мои размышления прервал стук в дверь. Так осторожно, наверное не стучатся даже министры в спальни королей.
Вошел слуга, он же камердинер, Степан.
- Здравствуй, Степан, - сказал я ему, представляя себя со стороны и наслаждаясь.
Действительно, эта картина мне нравилась: длинная, богатая постель и застывший лакей.
- Желаю здравствовать, - сказал Степан. - Савватий Елисеич просили к завтраку через двадцать минут-с.
- Отменно, - сказал я, потянулся, но конца кровати не достал.
Я подумал: что же говорят в таких случаях литературные персонажи? - и
обронил:
- Передай: буду.
Молчаливый Степан удалился.
Я откинул одеяло и встал. Затем я долго тщательно одевался, стараясь выудить из своего костюма всю элегантность, на которую он еще был способен.
По дороге вниз (комнаты всех нас троих были на втором этаже
для безопасности) я заглянул к Фундуклиди. Он прыгал смешной,
растопыренный, укрощая штанину, и живот прыгал не в такт, словно
отдельное существо.
- Спустимся вместе? - дружелюбно спросил я.
- Подождите минуту, - сказал Михаил Ксантиевич и что-то страстно прибавил по-гречески - сердился на штаны, наверное.
Он натянул полосатые носки, вставил ноги в лакированные штиблеты.
- Готово.
Я растворил перед ним дверь.
- Прошу вас.
Мы вместе спустились по лестнице и оказались в библиотеке.
- Столовая - сюда, - отрывисто сказал Фундуклиди, указывая рукой.
Я взглянул на часы на стене: медное лицо циферблата показывало восемь.
- Еще рано, - сказал я, - подождем немного.
Грек выпятил карнизом губу, тоже посмотрел на часы и кивнул.
Делать было нечего, и я принялся осматриваться. Савватий Хряпов собрал в библиотеке славное общество. Стояли тут томики Бальзака, столь же пухлые, как и их автор; бумажный Куприн в приложении к "Ниве"; религиозная чепуха Погодина подпирала каких-то прогрессивных итальянцев, из которых, кроме хрестоматийного Кампанеллы, я никого никогда не мог запомнить.
- Доброе утро, господа! - раздалось сверху вместе со скрипом ступеней.
Свежий, как персик, в новом костюме и даже при галстуке ("Непременно от Пьера Галанта", - подумал я) наш хозяин сходил к нам с приятной улыбкой.
От хряповского глаза не укрылся мой интерес к литературе.
- Нравится?- спросил он, подходя. - А вот здесь, обратите внимание, есть еще шкаф на иностранных языках. Вы читаете на языках?