Я просто разрывался внутри от злости... как пишут в романах, "я кусал тебе губы", хотя на самом деле никаких губ я не кусал. Надо же! Этот толстый сазан уже висел на крючке, но сорвался. Интересно, о чем они толковали здесь, за углом? Как же это я проворонил случай!
Носом я чуял, что дело нечисто и, не спеша двигаясь в направлении своей комнаты (естественно, уже забыв про оставленный внизу журнал), начал путаться в догадках.
Догадок был целый лес с подлеском... Если бы детектив был умен, то это лишь облегчило бы работу ума. В действиях умного человека всегда есть неизбежная логика и связь. Таково бедствие всех умников. Но Фундуклиди был глуп. Увы, его позицию и его движители мог определить лишь второй Фундуклиди, точно такой же, как он сам. Неужто он... и злодеи... Нет, нет. Абсурд! Бред. С этакой-то всё отражающей рожей и хитростью африканского бегемота?..
Тогда что?
Что?
К чему эти ускользающие глаза и сухие губы?..
Я обнаружил, что нахожусь перед дверью своей комнаты и поспешно вошел.
И тут меня осенило. Ну конечно! Какие могут быть сомнения! Грек хочет наладить пути, чтобы начать переговоры со злодеями. Вот он и проверял на всякий случай Степана. Прощупывал...
Однако, рановато же он испугался. О, презренное спасание собственной шкуры! Как это похоже на полицейского: на людях - выкаченная грудь, многозначительное резонерство и тут же - трусливая дрожь, шуршание по углам и неисчерпаемая наглость. Вот оно - гнилое место в нашей обороне!
"Ну ладно, Михаил Ксантиевич, - подумал я. - Посмотрим-с, как вам дальше удастся хитрить в этом доме, мой милый толстячок".
За Фундуклиди надобно последить, решил я. За Фундуклиди и... за молчаливым "бесфантазийным" Степаном.
13.
За стеною защелкнулась дверь. Слышно было, как Фундуклиди тяжело протопал к окну и затворил форточку: видимо, грек опасался холодных российских сквозняков, хоть и был "рюс натюрализе" не первого поколения.
Я поднялся, сделал три осторожных шага и прислушался. Детектив ходил по своей комнате; показалось даже, что я слышу, как он сопит от надавившего после ужина брюха.
Плавно и нежно я нажал на ручку и толкнул дверь. Я решил посмотреть за Михаилом Ксантиевичем: как он поживает за тонкой стенкой? Что поделывает в одиночестве? Мне почему-то казалось, что я увижу что-нибудь интересное. Может, тесная замочная щелка позволит заглянуть на задворки фундуклидиной души.
Света в коридоре не было, газ прикрутил рачительный грек; в сумраке лишь блестела классическая в литературе золотая струйка света под дверью комнаты детектива и выше слабо светилась светлая точка. Слава Богу, ключа в замке нет.