- Тихо!...
Фундуклиди, цыпленок и я замерли.
- Что там? - шепотом спросил я после нескольких секунд молчания.
- Очевидно, показалось, - сказал Хряпов. - Бывает...
- Бывает, - подтвердил я, затем сложил из пальцев "козу" и показал ее все еще неподвижному греку:
- У-у, забодаю!..
- Не пугайте меня, а то я стану икать, - серьезно сказал Михаил Ксантиевич.
- Что за глупости, господа! - сдержанно заметил Хряпов.
- Разряжаю атмосферу, - сказал я. - Нервная какая-то обстановка, Савватий Елисеевич, в воздухе накопилось слишком много электричества. Наверное, оттого, что ни смирновской, ни десертной, ни творений Шустова на столе нету...
- Глупости, - сердито сказал Хряпов. - В такой час голова должна быть чистой и ясной.
- А я бы пару стопок "Горного травника" не прочь... для куражу!
- Перестаньте, Петр Владимирович, неважное время для балагурства. Лучше налейте мне клюквенной воды, в горле что-то застряло, - Хряпов потянулся ко мне со стаканом.
И тут под столом грохнуло.
- А-а! - заревел Фундуклиди, бросил полцыпленка между тарелок и поджал ноги под стул.
Вздернутый этим криком, я расплескал вокруг калинкинскую клюквенную и вскочил было, готовый к бою, но хряповское спокойствие подсказало мне, что страшного не произошло.
Кривенько улыбаясь, Савватий Елисеевич поднял с пола револьвер.
- Вот... упал.
Очевидно, он держал оружие на коленях. Может быть, уже тогда, когда вместе со мной смеялся над Фундуклиди, выложившим свой "Смит и Вессон" на скатерть.
- Надеюсь, ваш револьвер на предохранителе, - произнес я потусторонним голосом.
- Конечно, - сказал Хряпов так торопливо, что я не поверил.
Хорошо, что собачка не соскочила. Пять граммов свинца, облеченные в медную оболочку - джинн маленький, но опасный.
Наконец этот чудовищный обед закончился. Фундуклиди сразу же принес весть: возле забора околачиваются какие-то личности. Личности оказались женщиной в накидке и сутулым гимназистом. Что ж, удачная пара для наблюдения: такие подозрения не вызовут.
Мадам и ее сопливый спутник целых полчаса гуляли возле дома, а потом куда-то незаметно исчезли. Чтобы не терять бдительности, мы сделали обход по оставшимся в нашем распоряжении комнатам. Я шел впереди, Хряпов в середине, а Фундуклиди замыкал.
Мы вернулись в любимую комнату - в библиотеку. Стерегли двери; продолжали наблюдать в окно за улицей. Там ходили бабы в платках с корзинами; подобрав юбки, они то спускались в подвалы лавок, то поднимались обратно на тротуар. Мастеровой, хватив где-то полбутылки, брел, покачиваясь. Приказчики в заломленных картузах поплевывали семечками. Промчал на сердитых вороных рысаках полицмейстер. Старик с иконкой и с клюкой тряс бородой, приставал ко всем с милостынькой. Провинциальная идиллия. Но мы знали, что в каждом сапоге мог оказаться нож, под каждым картузом - алчные волчьи глаза. Да-с, нас так просто не объегоришь!...