На сегодня все. Я звоню в колокольчик и выхожу за дверь. Ко мне спускается Ян и помогает заползти в кровать. По ощущениям, год жизни за сегодняшнюю ночь я спалил
Браслет и кружку Ян относит днем заказчикам. А я остаюсь в постели. Кажется, пора завязывать. Хватит.
Но я не мог. Не мог остановиться. Любой Гончар так или иначе впадал зависимость от иллюзии творца: ты брал землю, добавлял воду, давал высохнуть, и обжигал. И еще добавлял душу в вещь – своей кровью. Все стихии мира в действии. Все, что можешь представить, ты можешь сделать. А пользуются твоими трудами те, кто может за это заплатить.
Когда я был пацаном, Гончары не скрывались, да и на рынке Каива, бывало, продавали вещицы со смыслом, вроде летающего ковра, а потом… мы проиграли войну. Синие орхористы, мать их. Те, кто сломил Фарион. Они пришли с мечами, с арбалетами и … золотом. Королевская семья укрылась в Ориконской крепости, а Чемган сдали синим.
«И есть Бог свыше, и он Творец! А все остальное – от лукавого»
Мы думали – спалят нас в огне (они это любят), но нет. Я не знаю, кого из наших они взяли в плен – горы всегда были богаты на талантливых мастеров. Знаю только, что кого-то заставили отдать свои жизни на то, чтоб сделать ужасную подлость: вещи для управления разумом. Погоны их синие, да эполеты. Чем серьезней офицер, тем сильнее влияние. На всех, кроме Гончаров. Но и на нас управа есть, тем более что мы и не скрывались. Пришел ко мне офицер их, в синей своей форме и предложил: или никто никогда не узнает, что я делаю, но я должен выдавать для них определённые вещи, либо… либо никто никогда не узнает, что я и вся моя семья вообще жили на свете. Мы же в Чемгане и не прятались никогда, и найти Гончаров и их семьи – тут даже напрягаться не надо было.
Хорошо хоть, тот горный мастер, кто создал те погоны, создал их немного. Штук сто, наверное. Может и больше, сколько жизни хватило. С простым, как топорик, действием: контроль над разумом в радиусе километра. В голову вбивались всего три убеждения: Бог есть, Власть от Бога… и магии нет. И убеждения эти оставались надолго. У всех, кроме Гончаров. Поэтому мало кто знает нынче о Гончарах, а кто знает… те лучше бы не знали. Политики, военные, мафия – не та аудитория, для которой хотелось творить, но выбора нет. Пока нет.
Ян вернулся с деньгами и потекли спокойные, размеренные дни. Я восстанавливал силы.
Мне оставалось немного: обжечь нож и оживить собаку. Пес был важнее всего, что я делал когда-либо. Вопреки правилам, уже высохшую глину я еще раз окропил кровью, и поставил в печь. Понадобился не один час, для того, чтобы глина застыла, против нескольких минут для обычных материальных вещей. Но собака нужна была мне самому, и, когда я отряхнул глину, он завилял хвостом…