– Да! – ликовал я.
– Жаль, мама не видит! – сказал отец и мы, скрывая неописуемый восторг, продолжили путь. Наши сани постепенно исчезали в лавиноподобной пелене ледяного, всепоглощающего шторма, и я испытывал радость и умиротворение от того, что мама сейчас в безопасности. И тогда я понял, почему папа так рьяно противился ее участию в гонках.
Дальнейший путь пролегал через горы, на подступах к которым нас ждал заснеженный и довольно крутой подъем. Хаски зарывались в глубокий снег и продвижение практически остановилось. Нам пришлось встать с саней и помочь им толкать, хотя мы оба прекрасно понимали, что это больше вымотает нас, нежели поможет делу. Мы решили, что так будет лучше, чем просто сидеть, сложа руки. Вскоре папа посадил меня в сани и дал навигатор, чтобы я указывал верное направление, пока он шел впереди упряжки, выбирая путь с минимальной глубиной снега. Наши хаски устали. Гром выдохся. Былого рвения и азарта у него не осталось. Он уже прыгал не так высоко, преодолевая сугробы. Язык вывалился из широко раскрытой пасти. Кислорода не хватало. Он глотал воздух ртом, но все равно задыхался. Атмосфера на «Снежной королеве» была разряжена и количество кислорода даже в низинах составляло чуть больше того объема, который был на вершине Эвереста. Для хаски, выведенных путем генетических улучшений и селекции, условия «Урсы» были вполне пригодными для существования, чего нельзя сказать о людях. Буран и Метель тоже выглядели уставшими. Эти молодые хаски отказывались бежать после того, как прыть вожака стаи поубавилась. Тейя и Герда держались еще нормально, так как наши старушки замыкали упряжку. Папа решил поменять собак местами, и пока бы мы перестегивали пары – Гром смог бы восстановить силы, что было очень важно для предстоящего продвижения в скалах. Поменять собак было правильным решением, только вот я опасался внезапного появления красноглазых уродов и, чтобы они не застигли врасплох, то и дело озирался по сторонам, что очень не нравилось отцу. Когда Гром, пристегнутый к саням, улегся в подготовленное для отдыха место, а папа вел Бурана и Метель к санным поручням, чтобы привязать, в наш отряд на огромной скорости врезались мутанты команды «Виктори». Собаки не почуяли их. Чудовища вышли на нас с подветренной стороны и первым делом впечатали Грома в борт саней. Он взвыл. От удара сани перевернуло, едва не придавив меня. Шлейки и тросы управления перекрутились от рвущихся в сторону Тейи и Герды. Буран и Метель отреагировали мгновенно. Защищая стаю, они бросились на сотканных из тупой злобы чудовищ, но монстры были куда сильнее наших собак. Послышался хруст ломающихся костей, пронзающий мое сознание визг, полный боли. Когда я вспоминаю этот момент жизни, то каждый раз осознаю, что выжил тогда чудом. Команда «Виктори» промчала мимо меня, стоящего в каких-то жалких нескольких метрах от саней, не задев. Я боялся. Тело дрожало от страха, оттого, что стряслось с собаками, папой, а еще от неизвестности, нависавшей беспросветным мрачным пятном надо мной. Я замер, всматриваясь в леденящую кровь и душу картину. Сани лежали на боку. Рядом с ними метались в упряжке наши две «старушки». В сугробе, припорошенные снегом, лежали Буран и Метель. Где-то из-за саней доносился слабый стон Грома. Где был папа – я не знал. Возможно, его тело было раздавлено санями «Виктори» и погребено в снег, возможно, его убили мутанты, врезавшись на всех парах, а может быть – его отбросило на несколько метров в небольшой бергшрунд. Не обращая внимания на лежащих без движения хаски, я бросился искать папу.