Войдя в комнату к баронессе, Антон смутился; уже в который раз за сегодня он испытал это странное чувство растерянности: как будто он подсматривал в дверную щель и видел нечто, не предназначенное для чужих глаз. Пространство показалось ему искаженным. Взгляд фиксировал отдельные кадры (как в кино): комната юной девушки в розовых тонах, обставленная в стиле пятидесятых годов, пожилая синьора в темном одеянии, сидевшая у окна в инвалидном кресле, юная сиделка в белом. Эта картина врезалась в память: сраженная страшным недугом восьмидесятилетняя баронесса Чезари Бенсо ди Ревель в комнате молоденькой Луиджины. В своей комнате! В которой семьдесят лет назад она играла в куклы. И в которой все осталось по-прежнему: выгоревшие обои бледно-розового цвета, кровать с ажурным покрывалом, детские рисунки в рамочках на стенах. Что-то было в этом неестественное. Эклектика. Сочетание несочетаемого. Антон физически ощутил какую-то анормальность.
Сиделка – миловидная девушка, улыбчивая, худенькая, в белом халатике поверх легкой одежды находилась рядом с баронессой. Она сразу же поднялась, как только мужчины открыли дверь.
– Сидите-сидите, Анна. Антонио хочет увидеть маму и задать вам несколько вопросов.
– Да, конечно. Такая трагедия…
Антон подошел ближе к баронессе:
– Здравствуйте, Джина.
Она не ответила и не повернулась на его приветствие. Ни один мускул не дрогнул на ее лице, она не пошевелилась, как будто Антона и не было рядом.
– Мама, – Вито дотронулся до ее плеча, поцеловал в щеку, – это Антонио, мой русский друг, – он говорил это, осознавая, что она не слышит его или не понимает, но Вито – любящий сын, и для него она все равно оставалась мамой.
Баронесса отвела взгляд от окна, повернула голову. Антон подошел с другой стороны и увидел ее лицо. Странное лицо, которое трудно распознать.
И вдруг она начала говорить:
– Листья… Желтые листья кружились и кружились… Падали на мальчика. Маленький мальчик улетел на небо, а листья падали на мальчика… Вот так, – она плавно покачала руками, – падали-падали. Ветра не было, и листья накапливались. Гора листьев. Желтых листьев… А мальчик улетел на небо. Angelo volò in cielo14. Маленький принц. Он должен был стать принцем. Но листья накрыли его. Падали и падали. Желтые листья…
Она повторяла это, чуть покачивая головой. Потом замолчала, но Антон продолжал «слышать» ее: «Маленький мальчик, маленький ангел, желтые листья… Падали желтые листья…» Стало жутко.
– Мне холодно, – голос ее задрожал, – кто-нибудь может одеть меня? – зло прокричала баронесса. Она становилась агрессивной.