О чем только я думала? Видимо, все, что нужно, это пара шлепков по заднице, и я дам парню все, что угодно.
Черт. Мне нужно сказать друзьям, чтобы никогда не оставляли меня наедине с Джаредом. Никогда. Особенно когда у меня овуляция.
Рискованная ситуация.
Я нахожу Талию и Реми как раз в тот момент, когда включаются верхние флуоресцентные лампы, сигнализирующие о закрытии клуба. Толпа издает коллективный стон, и люди разбегаются, как тараканы, пойманные светом.
— Пошли, — подбадриваю я своих друзей. — Пошли отсюда. С меня хватит.
Джаред
Я облажался. По-крупному.
Я знал, что должен держать свои руки подальше от Анджелины. Она моя женщина-криптонит. Мой самоконтроль катится к чертям рядом с ней.
А теперь я дошел до того, что унизил ее самым ужасным образом.
Это почти стоило того. Почти.
Черт, я буду дрочить при воспоминании о ее личике во время оргазма каждую ночь всю неделю. Это даже лучше, чем я себе представлял.
Я осматриваю оставшуюся массу людей, которые нуждаются в ободрении, чтобы уйти. Мужчины и женщины пытаются найти или укрепить свои контакты, перед тем как уйти.
— Время вышло, — кричу я. — Все на выход.
Я получаю приглашающие взгляды от пары девушек, которые держатся позади.
Я не поддаюсь искушению. Не совсем. Но какая-то часть меня думает, что должен трахнуть одну из них, чтобы избавиться от рыжеволосой красотки. Из моих фантазий. Черт возьми, она была их главной фишкой с тех пор, как появилась здесь в начале семестра со своей смелой новой идеей провести танцы гоу-гоу.
Каким-то образом я даже вызвался сделать постаменты, на которых устроились танцовщицы.
Блондинка, которая казалась красивее при слабом освещении, чем при ярком свете, ковыляет ко мне на шестидюймовых каблуках.
Я хмурюсь и быстро мотаю головой, блондинка поворачивается и, шатаясь, выходит за дверь. Я снова качаю головой, скорее на себя, чем на кого-либо другого, и помогаю остальным выйти из зала. Запуская пылесос, чтобы собрать мусор из пластиковых стаканчиков, соломинок и салфеток для коктейлей, я пытаюсь думать о чем угодно, только не о сладких изгибах задницы Анджелины, когда она танцевала на этом пьедестале. Или легком изгибе ее губ, когда вошел в нее. То, как она приоткрыла рот и закатила глаза, когда кончила.
Я продолжаю прокручивать все это после того, как мы закрылись.
— Что с тобой, чувак? — спрашивает Трей, когда мы идем на стоянку к нашим мотоциклам.
— Ничего, — говорю я мрачнее, чем хотел бы.
— Что-то случилось между тобой и той танцовщицей?
— Заткнись, придурок. — Трей — мой лучший друг, но иногда он не знает, когда нужно остановиться.