– А тебе не жалко было? – как-то вдруг спросил Николка.
– Кого? – не понимая отозвался Сашка, желающий непременно ещё похвастаться.
– Рыбу, – отвечал Николка, не раздумывая.
– Она же вот такущая, полуметровая. Чего её жалеть? Её в бочке солить надо или уху варить, или жарить… – тут у маленького Федьки от аппетитного рассказа заурчал живот, и Сашка от этого засмеялся.
– А всё же… – посмотрел Николка пристально – Ведь у неё, наверное, семья была: дети, родители.
– Она же рыба.
– И пусть, что рыба. Почему мы золотую рыбку любим и жалеем, а щуку едим?
Федька прищурил маленькие глазки, сморщил лоб и с заумным видом провозгласил: – Потому, что золотая рыбка маленькая и ухи из неё не выйдет.
Все рассмеялись.
– Потому, что мы должны что-нибудь любить, – отозвалась Тамара, не отрывая взгляд от воды, – У нас такая потребность. Если бы её не было, то люди не умели бы ни мечтать, ни доверять, ни плакать. Если бы её не было, мы бы ели всех рыб, всех животных – и собак, и кошек. Однако кого-то человек всё же не ест, потому что ему нужны друзья и любовь.
– То есть человек не хочет быть один? – задумываясь, переспросила Нина.
– Да, наверное, так.
Сашка хотел было продолжить хвастаться, но отчего-то не стал, добавив только: – Может, не хочет, а может, боится.
И дети одновременно вспомнили миг жизни, какой был у каждого, когда маленький оставался в доме один; и тот неизъяснимый страх, давящую тишину, чувство, будто некто смотрит на тебя из-за угла; и шепот собственных неясных мыслей.
Нинка игралась рукой с опилками в воде. – Волны похожи на грусть, а солнце, на счастье. И всё в мире будто уже у нас внутри, и мы его точно ловим, как эти щепки. – напевала она едва слышно.
И здесь, читатель, давайте посмотрим на мир глазами Тамары. Перед ней сидит сестра и с интересом рассматривает волны. Видится её шерстяной платок, небрежно упавший на волосы, юбка, грязь на сапожках. Далее мальчишки развалились по бортам; судачат о своём. Только Федька немного будто ёжится, но старается. Взор проходит лёгкую фуфайку без единой пуговицы и суконные мальчиковые штаны. В носовой части уселся брат и нос у него заострён странной тенью, а глазки блестят. «Не замечала я этот блеск» – думает Тамарка, уже собираясь отворачиваться, но вдруг внимание летит на Федькину широкую улыбку во все 29 зубов. Лик его полон чего-то неизъяснимого. И Тамарка сама не ведает отчего любуется им ещё секунду. Лодка покачивается, убаюкивает, словно колыбель. Девочка зевает.
Слышится надрыв.
Шепот тревоги.
Не понимая откуда донёсся щелчок, Тамара густо оглядывается. Лодочка резко даётся вперёд и ложится носом на волну, так что брызги полетели во все стороны. Моргая, мешкая, смотрит она вправо и видит, что причал уже позади, берег бежит, а на остове болтается обрывок верёвки.