– А то! – отреагировал Ваня.
– Так вот, гроза – это детская игра в бирюльки по сравнению с пробуждением женской природы! – сказала Настя и поймала благодарный взгляд Авдотьи.
– Ну и что теперь делать будем? – растерялся Иван.
– Мы с мамой уже все обсудили и пришли к обоюдному согласию, что тебе пора взрослеть, научиться принимать правильные решения и брать на себя за них ответственность. Я тебе буду в этом помогать советом и делом, – отеческим тоном сказала Настя. – И добавила: – Пойдем, Ваня, поболтаем немножко.
Когда они уединились в сенях, удобно расположившись на соломенном ложе, Настя обратилась к Ивану:
– Вань, у меня к тебе просьба. Мы тут в лесочке с лосями гуляли, и я в овражке зацепилась за коряжку да запуталась. Позвала лося на помощь. Он корягу рогами поддел и меня освободил, а в образовавшейся ямке что-то блеснуло. Наверно, это клад, а может, мне так показалось. Это место я землей присыпала и хочу с тобой туда прогуляться. Давай сейчас сходим.
– Темнеет уже, лучше с утра пойдем, – ответил Иван, не веря, что в их глухих местах кто-то мог зарыть нечто ценное.
– Хорошо, давай завтра, – вздохнула коза.
– Пойду спать. Мне крышу чинить, а это еще занудней, чем гвозди ковать, – зевнув, сказал Ванька.
Ободренный результатом прошедшего дня, но немного опечаленный отказом матери выйти за Прохора, Ванька уснул сном младенца…
Лес… ну куда от него денешься, если он врос в тело, влез в душу и не отделим от привычного существования, как солнце и луна, сменяющие друг друга. Но лес бывает разный до неузнаваемости: то проведет по осиннику к зарослям орешника и бузины, то удивит яркой поляной среди вековых сосен или лужайкой, наполненной разнотравьем, облизанным роем насекомых, суетящихся в лучиках пригревающего солнца. Ивану не повезло на этот раз, и он оказался в не самом приветливом уголке бескрайнего леса. Гнусно пищали комары, квакали лягушки, завывала выпь, а под ногами чавкала жижа, делая каждый шаг натужным и липким. Так выглядели родные омутянские болота, хоть и нелюбимые, но до боли знакомые. Совершенно не представляя, как его туда занесло, Ванька интуитивно высматривал в густых зарослях светлые прогалины в надежде выйти на тропинку, ведущую к большой дороге. В какой-то миг ему показалось, что впереди образовался просвет, и он, не посмотрев под ноги, сделал несколько шагов в том направлении. Эта была критическая ошибка. Иван ступил на топь и стал в ней вязнуть. Испуг пришел не сразу. Лишь погрузившись по пояс, Ваня осознал, что спасения ждать неоткуда, и попытался ухватиться за ближайший чахлый кустик. Не помогла и попытка опереться на кочку, которая островком торчала из вязкой жижи. «Странно это всё», – подумал Ванька. Память высветила картинку у костра с Ягой и его пророчеством, затем ледяные глаза фигурок Кощея. Он уже увяз по грудь, когда появилась гаденькая жалость к самому себе, и тогда Иван понял, что бороться за жизнь нужно до самого конца, до последней секунды и до последнего вздоха. Он стал подтягивать ноги к груди. Было ощущение, что ноги тянут тело вниз, да так оно и было. Результатом этой манипуляции стало его резкое погружение почти до подбородка, но зато он принял форму шара, а шар утопить сложнее. «Теперь надо плыть. Это не вода, но и не песок, а просто грязь», – подумал Иван. Он стал разгребать мерзкую субстанцию, стараясь не опускать ноги. Сначала казалось, что стоит на месте, но с каждым гребком он продвигался вперед. С неимоверным усилием проплыв полметра, Ванька кончиком ноги почувствовал твердь и попытался на неё опереться. Попытка была успешной, и он ощутил под ногой край топи. Теперь дело осталось за малым, хотя юноша и не знал мудрое изречение про точку опоры, но поступил в полном соответствии с ним. Он перевернул мир… и проснулся.