– Окей, – нахмурился Налеткин. – Сделаем это, ребята, и домой.
Спустя немного они упаковали особь, напичкав седативными боеприпасами. В коридоре снова показались краклы – они продирались сквозь завал, как бешеные кроты. Налеткин с товарищами обильно нашпиговали коридор свинцом, а Коровин запулил пару гранат. Неймется сукам…
Черданцев загарпунил мешок, снаружи заурчал мотор лебедки, и трос потащил добычу. Тварь трепыхалась, как рыбешка в сачке, но вскоре полностью затихла.
****
Кареглазка попробовала открыть кейс, но безуспешно. Только теперь я сам рассмотрел его при свете дня, и понял, что он действительно необычный. Глянцевая поверхность оставалась блестящей и без царапин, несмотря на все перенесенные испытания. А возле кодового замка, под рогатым символом биологической опасности, были выведены серебряные буквы «BG».
– Спасибо, – поблагодарила она. – Мы, конечно, откроем его. Где-то я видела этот логотип…
Я улыбнулся, погладив ее по спине – ненавязчиво, дружески. Тише едешь – дальше будешь.
– Почему солдаты до сих пор возятся в школе?
Она подняла на меня свои огненные глаза. – Тебя это не касается, – и снова уставилась на дипломат. А скоро я сам увидел выбегающих солдат – они помогали двигаться тяжелому мешку, закрепленному на тросе. Судя по всему, в мешке был трескун.
– Зачем вам кракл? – спросил я у окровавленного Сидорова, присевшего рядом на лавке. Тот показал глазами на ученую.
– Для изучения.
– Чушь! – возразил я.
Он пожал плечами и ушел к вертолету, где Горин контролировал размещение «груза».
– Зачем вы это делаете? Они же опасны? – спросил я у Кареглазки, завороженно переворачивающей дипломат дак и эдак.
– Не лезь не в свое дело, – отрезала она, в сотый раз безрезультатно пытаясь подобрать правильный код. А затем все же сообщила. – С морфом что-то не так. Слабый. Увеличенные внутренние органы, вздутый живот, – она заметила мое недоумение и добавила, понизив голос. – Это может быть, что угодно: рак, паразиты, реакция иммунной системы. Нужно осмотреть.
– Беременность? – пошутил я.
– Исключено, – она снисходительно улыбнулась. – Морфы – это больные люди. Они не растут, не взрослеют, не развиваются. И они не могут давать потомство. Это ведь не новый биологический вид.
– Если бы все больные люди не могли оставлять потомство… – саркастически протянул я.
– Если бы ты не был таким дураком, – засмеялась она, хотя не продолжила, что произошло бы в этом случае.
– То встретил бы тебя пять лет назад? – продолжил я вместо нее. – И сделал тебя беременной?
– У тебя не было шансов, – отрезала Елена Ивановна, бурно покраснев на лице и шее.