Лабрадор искал снеговика – чтобы угостить того морковкой. Проще простого. Главное, не представлять себе это чересчур живо.
Запрокинув голову, она прыснула со смеху, ощущая себя счастливейшей из матерей. И осеклась. На лестнице заслышались тяжелые шаги, будто со второго этажа неторопливо, вразвалочку, спускался выпивший жирдяй.
Урсула с недоумением вгляделась в тени. Западная часть дома, включавшая в себя коридор, игровую комнату и спальни над ней, наполовину тонула в темноте. И почему она так любит торчать в полумраке? Но тут уж ничего не попишешь. Полумрак – их общая с Робертой любовь. Семейная черта, так сказать.
Естество Урсулы наконец забило тревогу. Неужели Вик? Нет, он бы не посмел сейчас выступить. Только не когда они с Робертой под одной крышей. И тем не менее кто-то взирал на нее из тьмы лестницы. Она чувствовала это загривком – плотным женским пульсом, прошедшимся вдоль хребта к напрягшимся ягодицам.
– Привет, мамуля, – сказал кто-то тихим шепотком. – Меня прислал Тони. Он просил узнать, широко ли ты улыбаешься.
Этого хватило. Чужой. У них в доме. Урсула выбросила руку к стойке с ножами, и ее пальцы сжали пустоту. На привычном месте ничего не было. Она с испугом оглянулась.
Ей в лицо летел «Тоджиро», застрявший в безумном оранжевом оскале.
Сперва Антон хотел подложить под дверь лист бумаги и карандашиком вытолкать ключ, чтобы затем подтянуть к себе всю связку. Так делал орангутанг по кличке Бутч в воскресной передаче «Шарики хитростей». Только вот с этой стороны замочной скважины не было и в помине. Один только рычажок фиксатора. Прости, Бутч, но ты не у дел.
Каких-либо других передач припомнить не удалось, и Антону пришлось раз за разом проворачивать рычажок фиксатора. В механизме замка́, срабатывавшего вхолостую, что-то цеплялось, а потом соскакивало. На распластавшуюся «телебабулю» мальчик не оглядывался. Боялся расплакаться.
Неким инстинктом – возможно, доставшимся от папы – Антон понял, что нужно делать. Он с пыхтением приподнял дверь за ручку, насколько хватало сил, и еще раз крутанул рычажок фиксатора.
Детали механизма замка́ сдвинулись плотнее, и характе́рное пощелкивание оповестило о том, что дверь разблокирована.
Антон без промедления ринулся к перилам.
– Мама! Мама! Ма…
Дальнейшие слова, щедро смоченные слезами, свалялись еще в горле.
Мама, кормившая его лучше всяких поваров и любившая сильнее ангелов, обмякла на прямоугольном обеденном столе, находившемся в трех метрах от зоны кухни. Лимонного цвета бриджи задрались. Белая футболка порвалась на животе. Голова… отсутствовала.