И стоит ли в этой жизни пытаться заглядывать в то, что находится за таким актом, в нем или до него?
И почему попытки определить такое с помощью явленного мышления – это что-то из Ямвлиха, или это пустые выдумки?
Возможна и мысль, что такие разговоры – это только иллюзии, и что мысли о таком, о реализации – это все пустые метафизические беседы, но что не разговоры для того, кто наличествует также в качестве особого разговора? И любые попытки схватить нечто действительное, материальное, опять же, будут обращены в разговоры…
И загадочными будут являться другие реализации, существующие рядом: кто они, такие же, как и Я, или они – это иное? Почему я могу их узнать, говорить с ними, понимать их, но присутствует и непреодолимая граница, разрыв? И человеку приходится жить в одиночестве, в непонятности, но почему-то рядом с теми, кто вроде бы может тебя понять.
И, возможно, особой сверхзадачей является каждый, он – прорыв, акт, «о чем, возможно, учил»? И такой действительно свободный прорыв – это сверхакт, а не ничтожность, не предмет и не мигающий плясун. Он и по-особому слаб, но и одновременно способен на многое, на действительные «сверх», о чем говорят те, кто оказался сильнее на самом деле. О чем также сообщает все сильное искусство, различная действительная экзистенция, предельные колебания жизни. Но иногда известность такого или такое сильное знание – это запрещенное Инквизитором Достоевского, но снова же открытое…