Забираю из гардероба пальто, вылетаю из ресторана, даже не застегнув его.
А как все хорошо начиналось…
Я-то думала, что, может, зря я так поношу Варламова. После того как он бросился ко мне в лифт – реально думала, что зря я это все. А он…
Он догоняет меня уже на улице. Будто выждал время, дал мне фору и догнал.
Хватает в охапку, вжимает в кирпичную стену.
Меня будто накрывает огромной, тяжелой морской волной. Неожиданно – горячей.
Отчего так барабанит сердце в моих висках? От страха! Точно от страха. Этот идиот меня напугал своей очередной выходкой. И ни из-за чего больше!
– Какого черта ты творишь? – шиплю я, пытаясь его отпихнуть. – Отпусти, меня жених ждет.
Оттолкнуть бы его, отпихнуть подальше, лишь бы так не кружилась голова, но он же сильный, как черт, прижимает меня к стене, не вырвешься.
Дима смеется бесстыжими глазами, наглыми губами, всем своим ехидным существом.
– Никуда ты не поедешь, дорогая, – шепчет он мне, касаясь губами моей шеи, – я видел твоего женишка. Я не могу отдать мою потрясающую жену этому идиоту.
– Бывшую жену, – выдыхаю я, а в глазах темнеет. Какой же обаятельный гад – этот мой бывший муженек…
– Пока что бывшую, – самоуверенно поправляет Дима, – но все равно мою.
И мне хочется выть на самом деле, потому что я ведь ощущаю, как улетаю все дальше и дальше от привычной колеи. И нет, я должна рвануться, должна сбросить с себя это наваждение, но пока я собираюсь с силами – Дима уничтожает мое сопротивление еще одной своей фразочкой.
Он все-таки это делает, он меня целует. Жалит мои плотно сжатые губы своим языком, будто бьет тараном в ворота. Раз, другой, третий…
И это хуже нокаута.
Боже, как я ненавижу саму себя, потому что с каждой секундой я все слабее. С каждой секундой ближе к тому, чтобы уступить ему хоть в этом.
Его губы – терпкие на вкус и колкие, будто между нами сейчас проскакивают миллионы маленьких, но таких горячих искр. У его поцелуев всегда вкус вина из можжевельника. Свежий, крепкий, хмельной. И кажется, что я в жизни не целовалась вкуснее, чем сейчас. Это – невесомость. Безмолвная, густая, в которой все не так, и всякое твое движение выходит не таким, как ты ожидаешь, а тело – легкое, невесомое, будто пушинка. Боже, как мне этого не хватало, оказывается…
– Полинка, любимая, – выдыхает Варламов, отрываясь от моего рта.
Безмозглое сердце в моей груди от этого тона, от этих двух слов выполняет сложный акробатический трюк. Как хорошо, что думаю я не им.
Любимая?
Левая моя рука выписывает Варламову звонкую пощечину.
Для меня это слово – как удар под дых.