Свои чужие (Шэй) - страница 71

Любимая? С любимой он разводился? От любимой уходил, для того чтобы начать прыгать по бабам, как будто пять лет супружеской жизни страдал от неудовлетворения?

– Ты от меня ушел, – ядовито выдыхаю я, змеей выворачиваясь из хватки Варламова и отскакивая от него на пару шагов, – ты! Я тебя любила – тогда! И только тогда была готова ради тебя на многое. Сейчас ты мне не нужен, Дима. Я не дура. Мне предатели не нужны. Оставь меня в покое. И привет Верочке.

Сейчас он меня уже не догоняет. Сердце в груди бухает, ноет, ему жаль на самом деле, оно просит меня вернуться, туда, обратно, к Диме.

Всегда знала, что именно этот орган у меня – источник всех моих идиотских поступков.

Я целовалась с Варламовым… Я все-таки с ним целовалась. Черт-черт-черт. Но об этом я лучше подумаю позже.

Сейчас даже не до рефлексии. Это можно потом, когда останусь одна, когда не нужно будет срочно бежать и догонять опаздывающий поезд. А мне ведь нужно, я ведь опаздываю. Я позволила себе это забыть, обидевшись на Костю, а совершенно зря, он же не виноват, что меня понесло в тот злополучный лифт, он не виноват и в том, что работает.

Такси я вызываю, уже отлетев на приличное расстояние от ресторана. Впрочем я не особо и хотела добираться до ЗАГСа с Варламовым, с него бы сталось отчудить какой-нибудь фортель. Тем более, что он тут явно намерен мне палки в колеса вставлять. Но что бы там Дима о себе не возомнил – я не дам своим заскокам мне все разрушить. И замуж за Костю я выйду.

Я не особо слышу, что мне рассказывает таксист, а он рассказывает, на самом деле. И обычно я слушаю, такие вот разговорчивые собеседники рассказывают много жизненных историй, которые потом можно вплести в книги.

У меня шумит в ушах. И если в пятницу на моей шее горела только одна точка, в которую меня целовал Варламов, сейчас пылает все тело.

Пальцы, кожа, губы… Он будто дохнул на меня огнем, опалил до костей, и этот огромный ожог не дает о себе забыть. А мне нужно забыть, мне нужно не заморачиваться так на нем.

И меня трясет – от ярости, от волнения, от всего этого. Ты посмотри-ка, “я не отпущу“, “я не дам”, “моя”, “любимая”, и хочется спросить – а на кой черт ты тогда разводился? Скольким еще он гнал вот эту вот свою немыслимую чушь? Убила бы!

Верю ли я ему?

Что не хочет отдать – верю. Кобель на сене – что поделать. Я же прекрасно понимала, что он меня к Косте ревнует – еще со стычки на пресловутом юбилее. А я-то надеялась, что он исправился хотя бы чуть-чуть.

Вот только малыш действительно попутал, потому что он меня «не отдать» не может. Не средние века, слава богу.