– Да, давай выпьем, – устало отвечаю я, отстраняясь. – И лучше с коньяком. И сожрать бы еще чего-нибудь.
– Шоколадное?
– Самое шоколадное, что найдем в меню.
Да-да, мои привычки и вкусовые пристрастия совсем не изменились за столько лет.
Дима улыбается краем губ. Ну хоть что-то. Он и так-то выглядит катастрофически бледным, вымотанным. Видимо, битва за судьбу “Феи-крестной” далась ему непросто. Но попереть против Кирсанова, уже накосячив… Боже, я не представляю, это насколько отбитым надо быть. Я бы, наверное, сидела как та Алина, пряталась за папочку, наматывала сопли на кулак.
В студии есть кофейня. На самом деле даже не одна, но мой кастинг прошла одна единственная, с третьего этажа. Я только на выходе из лифта понимаю, что Димка сжимает в своей ладони мои пальцы. Кошусь на его потерянную физиономию, решаю ничего с этим не делать. А пальцы чуть-чуть покалывает.
– А если этого урода, который спер сценарий, поймать? Что-то можно исправить? – неуверенно спрашиваю я, чтобы хоть как-то отвлечься от такой деморализующей Диминой близости.
– Ну, если поймать до того, как сценарий в сеть пойдет… Если пломба на конверте не будет сорвана, то можно, да, – Дима кривится, явно не думая о воре ничего приятного, – да только фигня, Полин. Я вчера весь вечер имел в мозг службу охраны и смотрел записи. Там утырок какой-то. В толстовке. На морде лица – очки солнечные. Откуда взялся – мы так и не поняли. Там камеры стоят очень неудачно, он вышел из слепой зоны, и сразу к моей машине.
Не то чтобы я очень надеялась, но все-таки надеялась, ага! И ужасно печально, что мои надежды обламываются.
– У Кирсанова все плохо с условиями эксклюзива, да? – тихо спрашиваю я, когда мы забираемся в уголок кофейни со своими стаканчиками кофе. – Много теряешь?
– Много, – Дима морщится. – Да еще и наверняка надбавку за эксклюзив мне пополам распилят, за то что так прокосячил. Полин, ей богу. Давай сейчас не об этом. Я уже морально почти принял, что два года буду на хлебе, воде и девяносто втором.
Ох, Варламов… Неисправимый, чуть что пытающийся прикинуться придурком, знакомый мне от “а” и до “я”, вечно стремящийся не показывать слабостей балбес.
– Спасибо, Дим, – тихо произношу я, сжимая крепче его пальцы. – Спасибо, правда. Я не знаю, зачем ты в это ввязался, зачем отстаивал фильм для меня. И все равно, спасибо. Серьезно, мне кажется, ты перебрал, выбивая это.
Усталый, пристальный взгляд. Таким Дима пользовался всегда, когда я задавалась каким-нибудь вопросом, ответ на который был очевиден.
От его взгляда у меня что-то конкретно коротит в мозгу…