После, удалось устроиться в ночной клуб посудомойщицей. Всякого я там нагляделась. Мне, оказывается, еще повезло, а вот уборщице приходилось несладко. Ее рабочий день начинался в восемь вечера и она всю ночь была на подхвате – если кто-то спьяну, что натворит. А утром, уже начиналась сама работа – подмести, очистить, помыть, привести в порядок огромный зал и туалеты, оплеванные, замусоренные. И эту работу выполняла женщина под 60.
Однажды… однажды я стала свидетелем ее унижения, произошел инцидент, который растревожил и всколыхнул меня.
– Где эта поломойка, куда она подевалась? – стал кричать кто-то из работников клуба. – А-а, явилась, убогая. Где ты шляешься? – Мальчишка лет двадцати кричал на женщину. Его рот искривился в презрительной и надменной гримасе: "Там наблевали, иди подотри, вычиши. Для чего ты здесь находишься?"
Словно пощечину дали мне, словно плетью хлестнули меня по спине. Хотелось подскочить к женщине, встряхнуть ее за плечи и выдохнуть в лицо: "вылей ему на голову ведро с грязной водой, нет ничего страшнее приниженности".
Секунду, другую женщина стояла помертвевшая, оледеневшая, потом подобострастно, с жалкой улыбкой, глядя на парня, мелко закивала головой и быстро пошла в зал. А после, я видела, как выжимая половую тряпку, она роняет слезы в ведро.
Через две недели женщину вышвырнули с работы. В ее смену обнаружили пропажу бутылки дорогого виски. Позже уже выяснилось, что украли сами охранники, улучив момент, когда уборщицы не было в зале.
Как ни странно, жалости к ней у меня не было. В таком возрасте уже ничего не надо бояться. Сочувствие могут вызвать только дети – самые зависимые, самые беспомощные существа в этом взрослом мире.
Помнится в детстве я подолгу стояла перед картиной Василия Григорьевича Перова "Тройка". Я, девочка из обеспеченной семьи, не могла понять, почему взрослые позволяют детям тащить эту непосильную для них бочку с водой, да еще в такой лютый мороз, когда даже струйки воды мгновенно замерзают на ходу. Я удивлялась смирению на этих личиках, покорности своей судьбе, потом поняла, что другой жизни они не знают и не будут знать.
А спустя десятилетия вновь увидела таких же детей – обездоленных, голодных, замерзающих. Это было в "святые 90-е годы", когда наступил праздник для кучки людей и беспросветный мрак для всех остальных.
Шел мелкий дождь, вокруг мелькали зонтики, а мальчик лет восьми, в легкой курточке, стоял у входа в магазин, весь мокрый. Съежившись, скукожившись, время от времени, смахивая ладошкой с лица то ли капли дождя, то ли слез, он с тайным страхом поднимал щемящие-тоскливые глаза, исподлобья, робко, вглядывался в лица проходящих мимо людей. Это была мольба о помощи, о милости, обращенная ко всем взрослым.