— Нет, — ответила она без колебаний. — Недждет и правда предал. И не только город, но и собственные идеалы. — Тут она замолчала, а потом повернулась и с нескрываемым интересом спросила: — Что насчет второй жертвы? Мукаддер Кынаджи… Вам удалось что-нибудь узнать?
— Да, сегодня после обеда я пообщался с его дочерью, Эфсун-ханым. Она призналась, что отец был замешан в каких-то махинациях. Самое интересное то, что Недждет и Мукаддер были знакомы. Во всяком случае, по ее словам.
Она была невозмутима.
— Вы знали?
— Понятия не имела. Но ничего необычного в этом не вижу. Один — градостроитель, другой — археолог и историк искусств. Оба были экспертами в одной комиссии.
— И оба знали Адема Йездана.
Эта столь ценная для нас информация не произвела на нее никакого впечатления.
— Об этом тоже его дочь рассказала?
Лейла вела себя подозрительно. Скрывала мысли и чувства. Да еще и разнюхивала, с кем я беседовал и что узнал.
— Да, — сказал я, делая вид, что не подозреваю ни ее, ни ее приятеля. — Эфсун рассказала.
— Она тоже считает, что Адем Иездан виновен?
Я почувствовал нотку радости в ее голосе. Кажется, расследование шло так, как я того и хотел.
— Не совсем. Говорит, что не знала его. Скажите правду, какие у вас с ним отношения? Вы знакомы? Вроде вы немного рассказывали о нем, но сейчас нужны подробности. Он как-то связан с незаконными делами? Или просто шельмец, который все законодательные пробелы оборачивает в свою пользу?
Она не стала отвечать, вместо этого показала на здание, на котором висела вывеска с красной подсветкой: «Музей турецкого и исламского искусства».
— Если хотите, пойдемте во дворец Ибрагима-паши[26]… Там сможем спокойно поговорить.
— Это же музей!
— Сейчас — да, — сказала она, и в ее голосе опять послышались уверенность и привычка всеми руководить. — Но около четырехсот лет назад это был дворец Ибрагима-паши, визиря и друга детства султана Сулеймана.
Не дожидаясь, пока я спрошу еще о чем-нибудь, Лейла пошла к музею. На мгновение она напомнила мне мою мать, а я, кажется, почувствовал себя ребенком. Не буду лгать, мне стало от этого немного не по себе. Ведь я уже далеко не ребенок, а Лейла — не моя мать. Она отличный эксперт, и это основная причина нашего общения. С другой стороны, она — подозреваемая. Нравится мне это или нет, я должен был внимательно слушать все, о чем она говорит. Надо понять, куда она пытается меня завести и что скрывает. Поэтому сейчас вопреки желанию я пошел за Лейлой. Точно так же, как в детстве таскался по музеям за своей мамой.